Дело происходило через неделю после поездки лорда Маршмортона в Лондон, в 6 часов вечера. Комната экономки, в которой старшие слуги обедали, опустела. Из всей веселой компании, которая только что окончила обед, остался только один Кэггс, предаваясь спокойному пищеварению. Альберт, обязанностью которого было прислуживать старшим слугам, двигался по комнате, угрюмо собирая посуду. Мальчик был в скверном настроении духа. В течение всего обеда разговор за столом почти исключительно вертелся вокруг бегства Раджи Бинга, и Алисы Фарадэй, а едва ли какая-нибудь другая тема могла быть более мучительной для Альберта.
– И вот результат и что я могу назвать следствием, – сказал Кэггс, продолжая свое поучение, – всех твоих стараний и вмешательств в дела старших. Следствие и результат то, что ты потерял пять шиллингов и ничего за них не получил. Пять шиллингов, которые ты мог бы израсходовать на хорошую книгу для самоусовершенствования. Потому что ты безусловно нуждаешься в исправлении, так как из всех негодных и ленивых мальчишек, с которыми мне, на мое несчастье, приходилось иметь дело, ты самый худший. Будь осторожен с тарелками и не дыши так тяжело. У тебя ведь не астма. Кэггс укоризненно покачал головой: Итак, твой Реджи Бинг удрал. Это должно научить тебя быть в другой раз более осторожным и не вмешиваться в игру. Вообрази себе только ребенка твоего возраста, который имеет нахальство так вылезать вперед.
– Не называйте его моим Реджи Бингом. Не я его вытащил.
– Нет никакой надобности опять возвращаться ко всему этому. Ты его добровольно принял, поэтому, по всем практическим последствиям, он твой Реджи Бинг. Я надеюсь, ты пошлешь ему свадебный подарок?
– Но вы не в лучшем положении, чем я, несмотря на ваш грабеж.
– Мой… что?
– Вы слышали, что я сказал.
– Чтобы я больше этого не слышал. Что за мысль! Если у тебя были какие-нибудь препятствия для того, чтобы расстаться с этим билетом, ты должен был изложить их ясно и в свое время. А что ты хочешь сказать тем, что я не в лучшем положении, чем ты?
– У меня есть свои соображения.
– Ты только воображаешь, что помешал известному делу, неизменно уничтожая доверенные тебе письма.
– Я – никогда! – воскликнул Альберт, с конвульсивным движением, из-за которого чуть не пострадали одиннадцать тарелок.
– Я много раз говорил, чтобы ты более внимательно смотрел за посудой, – сказал Кэггс строго. – Уж не воображаешь ли ты себя жонглером, что так с ними обращаешься? Да-с, я знаю все по поводу этого письма. Ты думаешь, ты был очень ловок? Так разреши мне сказать тебе, негодный Альберт, что только вчера вечером ее сиятельство и м-р Бэван имели долгое свидание, несмотря на все твои старания. Я видел насквозь всю твою игру, и я вмешался, пошел и устроил это свидание.
Альберт почувствовал благоговейный ужас. Он был подавлен ощущением, что он борется с высшим интеллектом.
– Да, вы сделали это! Он старался сказать это тоном недоверия, но в душе он не был спокоен.
Альберт начал неясно ощущать, что должны пройти многие годы, прежде чем он окажется достойным противником в умственной борьбе с этим мастером стратегии.
– Да, я сделал это, – сказал Кэггс. – Я не знаю, что происходило во время свидания, так как я не присутствовал лично, но я не имею никаких сомнений, что все прошло удовлетворительно.
– Ну, а что это может дать вам хорошего, раз ему не разрешено входить в дом?
Кроткая улыбка осветила лунообразное лицо дворецкого.
– Если твое «ему» относится к м-ру Бэвану, негодный мальчишка, то разреши мне сказать тебе, что пройдет немного времени, и он будет официально приглашен гостем в замок.
– Посмотрим!
– Может быть, ты хочешь рискнуть вторыми пятью шиллингами?
Альберт отступил. У него было достаточно опыта в делах, в которых был замешан дворецкий. Там, где вмешивался этот интриган, деньги быстро таяли.
– Что вы хотите сделать?
– Тебе нет никакого дела до того, что я хочу сделать. У меня есть свои методы. Все, что я могу сказать тебе, это то, что завтра или послезавтра м-р Бэван будет сидеть в нашей столовой, с ногами под нашим столом, давая ответы по своему вкусу на мои вопросы, чего он хочет, рейнвейну или хереса. Собери тщательнее крошки со стола. Не шаркай ногами, дыши тихонько носом и закрой дверь за собой, когда ты кончишь.
Кэггс, покончив с процессом пищеварения, пошел в биллиардную к лорду Бельферу. Перси был один. Общество, которое было так многочисленно в ночь его рождения, теперь уменьшилось очень значительно. Двоюродные и троюродные кузены уехали, одаренные и обласканные, чтобы погрузиться в тот мрак, из которого появились, и в замке остались только наиболее важные члены семьи, от которых всегда труднее избавиться, чем от мелюзги. Оставались еще епископ и полковник. Сверх того, там было еще около полдюжины ближайших родственников.
– Могу ли я сказать кое-что вашему сиятельству?
– В чем дело, Кэггс?