Капсула для копирайтера

Вот стол, за которым старший копирайтер ASAP Герман Третьяковский проработал восемь лет.
Стол, забитый скриптами, брифами и бодитекстами.
Суетными мыслям и надеждами,
Маетой, пеной дней, всемерной изменчивостью,
Комментариями, фидбэками, итерациями, промо-акциями, срочными заданиями, крайне важными челленджами, митингами и тендерами.
Днесь покидаю тебя.
Днесь выбрасываю все лишнее и остаюсь наг перед Великим Отцом, чтобы служить целям его.
Днесь передаю тебя другому пустым, как в день творения.
Без зависти и скорби, но с благодарностью,
Прощай, Бывалый.

Уже дрейфуя сквозь агентский оупен-спейс к лестнице с денежным деревом, Герман был остановлен запаренной Трушкиной:

– Герман, ты чего? Совсем, что ли? Я в шоке.

Безвольная и нелепая, она била хвостом.

– Все, Марина. Я больше не ваш.

– А текст для «Экстрим-объема». Можешь хотя бы дописать?

– Я увольняюсь, понимаешь? – И затем победоносно: – Мне плевать на «Экстрим-объем».

Трушкина смотрела и переваривала. До нее доходило – медленно, но доходило, – что сотрудник уходит из-под ее контроля. Наконец она сделала последнюю рефлекторную попытку задержать его:

– Мы что, даже не отметим?

– Нет.

Тогда траффик-менеджер порывисто прижалась к Герману:

– Герман, ты такой хороший. Такой добрый.

Третьяковский чувствовал это плоское сиротское тело и невольно ощутил сожаление.

– Мне тоже все надоело ужасно, – жаловалась Трушкина, пачкая слюной его белый мериносовый свитер. – Уволиться бы, сил никаких. Хочу в Крым, к маме.

От своих столов повставали и потянулись к прощавшимся агентские зомбяки: Лелик и Болик, дизайнеры Куприянов и Кошкина, арт-директор Барбаков, помятый копирайтер Глеб Фуко и стратег Митя Порываев. Вдали тенью прошла и помахала рукой Саша Борисовна Шишунова. Это была настоящая массовая сцена исхода Моисея из племени Израилева.

– Что же теперь с нами будет? – неожиданно спросила Кошкина, толстая девочка с розовыми волосами. – Раз последние столпы уходят.

– Правильно делаете, Герман Антонович, – максимально крепко пожимал ему руку Ваня.

– Ну, ты же быстро найдешь себе работу?

– Возвращайтесь, если что.

– Да нет, зачем ему такого желать? Уж лучше вы к нам, да, Герман? – грандиозно шутил Фуко. – Как там говорится… заезжайте к нам на Колыму?

– Ага, пишите письма.

– На свободу с чистой совестью.

– А нам тут на асаповских рудниках…

– До седых корней.

– Кхе-кхе.

Они все были в том возбужденном состоянии, в котором пребывают родственники покойного на похоронах.

Уже на пороге Пророк обернулся и, в последний раз окинув взглядом оупен-спейс агентства ASAP, произнес про себя следующее:

«Мне грустно оставлять вас, овцы, без пастыря. Но я буду рядом. И вернусь, обещаю. Вернусь, чтобы вывести вас отсюда».

Он спустился по лестнице и ступень за ступенью сошел с крыльца, похожего на капитанский мостик.