Короче, сняла я в тот вечер ее дурацкую дорогую майку с финской лисой и больше не носила. Молча положила подарок на Мамзелину кровать. Мамзель ничего на это не сказала и убрала майку куда-то в комод. А я решила больше не водить брата в детский сад. Вместо этого я залезла в свои накопления на новый мобильник и купила мешок шоколадных яиц. У брата диатез от шоколада, поэтому договор был такой: киндер – мой, сюрприз – твой. И мы стали учить буквы, цифры, читали понемногу книжки. Одно стихотворение – одно яйцо с сюрпризом. Потихоньку на подоконнике выстраивалась целая гвардия слонов, бегемотов и машинок. Идет бычок, качается, вздыхает на ходу. Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит. Белеет парус одинокий в тумане моря голубом. Где оно, это море? Я только слышала о нем, и дядя Лео очень круто рассказывал про океан. Когда-то он работал инженером на Кубе. Лео давал нам с братом поиграть в маракасы, а мне в наследство оставил огромную ракушку. Сказал, что море всегда теперь будет со мной, если приложить раковину к уху. Она и правда шумит, будь здоров, прямо-таки иногда смывает волной.
Лео однажды летом вывез нас на выходные на дачу своего друга на Финский залив. Мамзель в те дни работала. Дача – это, конечно, громко сказано. Хибара из картона, только печка нас и спасала от вечной мерзлоты. Как-то ночью, когда было темно, хоть глаз выколи, он разбудил нас и велел собираться. Я говорю: «Отцепись, Лео, спать хочу!» Но он погрузил нас в машину прямо в пижамах и повез на залив. Там велел нам лечь на коврик и смотреть в небо. Васек тут же опять вырубился, он еще совсем малыш был. А Лео достал ракушку из большой спортивной сумки и приложил мне к уху. Он сказал, что именно так было на Кубе – звезды и шум воды.
– Лео, давай уедем на Кубу. Бросим все, к чертовой матери.
– Не ругайся, Лиса. Что мы там будем делать?
– Да хоть что. Мамзель может учить туристов вязать букеты, а мы с тобой будем крутить сигары.
– А школа?
– В жопу ее!
– Лиса! Последнее предупреждение!
– Прости, вырвалось. Я хочу быть киллером, Лео. Вот что я хочу. Поможешь мне? Вместе мы будем супергероями. Будем мочить всех, кто обижает слабых. Что думаешь?
– Нет уж, лучше поедем на Кубу крутить сигары.
– Обещаешь?
– Когда-нибудь обязательно.
Ты соврал, Лео, как делают все родители, чтобы дети их не задалбливали. А я, дура, поверила. Васек часто просит меня достать ракушку со шкафа, а потом может часами сидеть с ней под столом, прижавшись ухом. Он говорит, что звонит папе и тот передает мне привет. Просит помахать рукой, как в скайпе. А че, я машу. Не знаю, Лео, если ты и правда там, в ракушке, то мне больше не страшно тут. Я давно простила твое вранье, честное слово. Ты же не знал, что умрешь так глупо. Какая-то там ножка почкогиссы. Звучит как название ядовитого гриба. Чертов гриб сожрал тебя, Лео, блин! Однажды я заработаю денег, возьму брата и мы поедем на Кубу крутить сигары. А ты пока подрули там сверху звезды чуток, а то в Питере их совсем не видать, все затянуто серой мглой с тех пор, как ты ушел от нас, дядя Лео. Но я стараюсь тут изо всех сил, напрягаюсь, как могу. Все, как обещала, ты же знаешь, пацанское слово – оно навсегда. И еще мы купили на остатки моих денег гигантскую улитку. Васек увидел ее в зоомагазине и вцепился мертвой хваткой. Я вообще-то хотела нам хомяка завести. Соседи нам отдали как раз старую птичью клетку, она вполне себе подходила. Но там была ракушка, почти как твоя, и малыш до слез захотел эту улитку. Короче, тут я должна признаться, что стащила у Мамзели немного денег, чтобы добавить, потому что улитка оказалась ужас какая дорогая. Мы назвали ее Моцарелла.
Барто мы с братом освоили, потом Чуковского, Маршака. Маленькие игрушки стали переползать в коробки под кровать – на окне им уже не хватало места. Я ела шоколад с кашей, поливала им фрукты, ела с мороженым, пока однажды меня не вырвало. С тех пор меня тошнит от одного запаха шоколада, больше не ем эту дрянь. До сих пор сводит зубы, и к горлу подкатывает, когда в «Пятерочке» вижу шоколадные яйца. Зато Васек потихоньку снова заговорил. Мать не могла нарадоваться, твердила – это все потому, что в садике добрая заведующая, она прониклась нашей ситуацией, и теперь с ребенком занимаются отдельно. Мамзель все еще верила в принцев на белых конях, Золушку и Деда Мороза. Но мне было наплевать, во что она там верила, в какие чудеса. Улучшение было явным, и, если бы не новый папа, никто и не вспомнил бы про спецшколу. Мамзель вечно мне все портила, все мои усилия вытащить нас из говна рассыпались, стоило ей томно закатить глаза. Такую адскую кривляку еще поискать надо.