Мы лежали вместе на кровати, как в детстве, и я рассказывала ей про свои приключения. Конечно, без подробностей. Так, по мелочи. Дядя Лось сказал же, что ей нельзя волноваться. Про то, что Васек заговорил, что я нашла Кира и снова потеряла навсегда. Про капсулы времени, про школу, в которую не хочу больше ходить.
– Ты снова надела майку с лисой?
– Да, это же моя любимая.
– Мне кажется, доченька, тебе надо поговорить с Киром. Вы же друзья детства, я помню, как ты убивалась, когда он пропал. Знаешь, такая дружба дорогого стоит. Поговоришь?
– Попробую.
– Я люблю тебя, моя старшенькая!
Короче, несмотря на мрачные прогнозы врачей (ни фига они не знают о силе духа нашего сумасшедшего семейства), у Мамзели родился здоровый малыш. Сама она, конечно, потеряла море крови, но быстро восстановилась и вернулась к нам целой и невредимой. Когда родился Эммануил, мне дали первой его подержать, потому что дядя Лось в это время танцевал лезгинку в коридоре.
– Ну, привет, брателло! – сказала я мелкому черноглазику. – Добро пожаловать в наш дурдом!
Моня (ну, не звать же существо весом в два килограмма Эммануилом, блин-трамплин) все-таки родился раньше времени. Не досидел пару месяцев. Может, темно ему там было и одиноко. Тут я его понимаю. Первые дни Лось волновался страшно, его не пустили в специальный инкубатор для недоношенных, велели быть рядом с женой. Но я сказала, что возьму ситуацию под контроль, и пробралась в больницу с другого входа. Слышно было, как орали вновь появившиеся на свет малыши. Не понимаю, зачем при рождении сразу бить ребенка по жопе? Что за бред! Если бы я была главным врачом, то завела бы правило щекотать всем только что родившимся детям пузики нежным перышком. И тогда бы первый звук, который они произведут, будет не плач, а заливистый смех. Согласитесь, есть разница.
В инкубаторе Моня лежал совсем один. Синий несчастный куренок, как же мне было его жалко. Я просунула в дырочку палец, и он схватил его и не отпускал. Когда зашла турецкая медсестра, я думала, кранты мне, выгонит в два счета. А она принесла мне чай с лимоном и печенье. Я стала приходить к Моне каждый день. Вначале одна, потом с Лосем, Мамзелью и Васьком. Затем они уходили, а я оставалась. Лось ругался, говорил, что мне надо отдохнуть и хоть разок искупаться в море, но Мамзель велела оставить нас в покое. Через две недели мы все смогли наконец уехать домой.
Собравшись с духом, я зашла за зеленую облезлую калитку. Кир сидел на качелях ко мне спиной и курил. Я подошла к нему, прислонилась к дереву, облизала пересохшие губы. Ты же знаешь, Лео, я не умею просить прощения. Может, это моя проблема, но слова будто застревают в горле, не дойдя до выхода.
– Кир, слышь? – Он не поворачивался. – Прости меня, пожалуйста, я настоящая свинья.
Он, как в замедленной съемке, поднялся с качелей, выкинул «хабарик» и посмотрел на меня:
– Ты че, дура, что ли. Я давно тебя простил.
Мы обнялись. Кир смотрел на меня как завороженный.
– Прикольный ирокез у тебя на башке. Я тоже такой хочу.
– Да, блин, пока шили, обкорнали немного. Я хотела совсем налысо, как у тебя, но не дали. Сказали – ты же де-воч-ка.
Мы летели на качелях, и звезды проносились мимо нас, как в детстве. И Кир снова был таким близким и родным, что хотелось вечно сидеть в обнимку и никогда не разлучаться. Я помню, Лео, ты говорил, что я узнаю любовь по мурашкам по коже и по жжению в районе солнечного сплетения. Короче, мурашки полезли по мне размером с небольших крокодилов, а сплетение жгло так, будто я проглотила паяльник. Но ты забыл еще одну штуку. Знаешь, Лео, когда качаешься, качели летят вверх, а потом вдруг ухают вниз. И это такое странное чувство – когда вниз. И страшно, и весело одновременно, словно наверху проглотил небольшую тучку, и она щекочет тебя изнутри. И ты такой счастливый придурок! Так вот, я к твоей любви рецепт еще добавила – «внутренние качели». Надеюсь, ты не против.
– Лис, ты поняла, что вся эта заваруха с Костровым, по сути, из-за тебя? – спросил меня Кир, когда мы пили чай с малиновым вареньем на уютной веранде тети Лены.
– Кир, – не выдержав, рассмеялась я, – я, конечно, теперь важная птица, даже орден имеется, но все же не настолько, чтобы спасать человечество.
– Ярославна сказала, что именно настолько. Мы с ней потрендели еще пару часов после того, как ты убежала, и все наконец в моей голове встало на свои места. Смотри, Костров первый раз спас тебя и меня в лесу, когда мы были совсем мелкими. После этого все наши линии как бы пересеклись. Со мной все ясно, я, как и Ярославна, просто попал под раздачу. Помнишь, я рассказывал, что однажды просил Кострова вернуть тебя? И он обещал попробовать. Так вот, дед слово свое сдержал, но в результате опять пошатнул пирамиду, и ты из-за новой смены событий попала под бомбы. Думаю, Доминик был очень огорчен. Они столько лет плели все эти расклады, чтобы тебя спасти, и тут, бац! Ты поперлась на войну, моя дикая Лиса.
– А зачем Доминику меня спасать?