– Ach so! – ответил я подавленно и побрел спать. Но заснуть не мог: миллионы цикад трещали в ночной тьме, мне казалось, я слышу писк миллионов цыплят в бескрайней степи. Уснул я, когда уже пели петухи.
– C’est adorable![466] – воскликнула Анна Мария, хлопая в ладоши.
Все смеялись, а князь Отто фон Бисмарк смотрел на меня странным взглядом:
– Vous avez beaucoup de talent, – сказал он, – pour raconter de jolies histoires. Mais je n’aime pas vos poussins[467].
– Moi, je le adore![468] – сказала Анна Мария.
– А вам я могу сказать правду, – сказал я, обращаясь к Отто фон Бисмарку, – в Италии цыплят выращивают в пакле. Но это та правда, о которой нельзя говорить. Не будем забывать, что мы воюем.
В этот момент к столу подошел Марчелло дель Драго.
– Воюем? – сказал он. – Вы еще говорите о войне? Нельзя ли о чем-нибудь другом? Война уже не в моде.
– Oui, en efet, elle est un peu d'emod'ee, – сказала Жоржетт, – on ne la porte plus, cette ann'ee[469].
– Галеаццо просил узнать, – сказал Марчелло, обращаясь к Анфузо, – не сможешь ли ты зайти сегодня на минуту в министерство?
– Почему нет? – ответил тот с ироничным и несколько упрямым видом. – Ведь мне за это платят.
– Около пяти, хорошо?
– В шесть меня больше устроит, – ответил Анфузо.
– Тогда в шесть, – сказал Марчелло дель Драго и, кивнув головой в сторону молодой дамы за соседним столом, спросил, кто она такая.
– Comment? Vous ne connaissez pas Brigitte? – спросила Анна Мария. – С’est une grande amie `a moi. Elle est jolie, n’est-ce pas?[470]
– Ravissante[471], – сказал Марчелло дель Драго.
Возвращаясь к столу Галеаццо, он дважды обернулся в сторону Бригитты. Тем временем многие стали расходиться, направляясь к полю для гольфа. Мы остались еще поболтать и немного позже увидели, как Марио Панса проводил Галеаццо к столу Бригитты. Анна Мария заметила вслух, что Галеаццо толстеет.
– Во время прошлой войны, – сказал Анфузо, – все худели; теперь же все толстеют. Мир действительно перевернулся. Кто теперь что разберет? Бисмарк заметил (и я не сказал бы, что в его словах не было иронии), что
– Европа уверена в победе, – сказал он.
Люди стали тощими, заметил я, достаточно проехать по Европе, чтобы убедиться, как отощали люди.
– И все же, – добавил я, – народы уверены в победе.
– Какие народы? – спросил фон Бисмарк.
– Все, и немецкий, естественно, тоже, – ответил я.
– Вы говорите «естественно», – сказал иронично фон Бисмарк.
– Самые тощие – рабочие, – сказал я, – естественно, и немецкие рабочие тоже, и рабочие вообще больше всех уверены в том, что выиграют войну.
– Vous croyez?[472] – сказал фон Бисмарк с некоторым недоверием.
Граф Чиано стоял перед Бригиттой и по привычке громко говорил, смеялся и вертел головой по сторонам. Бригитта сидела, уперев локти в стол и склонив голову на ладони, подняв на министра свои прекрасные, полные невинного лукавства глаза. Потом Бригитта встала и вышла вместе с Галеаццо в сад, где они стали прохаживаться вокруг бассейна, ведя томную беседу. Граф Чиано с галантным видом громко и гордо о чем-то вещал. Все наблюдали происходящее и перемигивались с понимающим видом.
– Ca y est![473] – сказала Анна Мария.
– Brigitte est vraiment une femme charmante[474], – сказал фон Бисмарк.
– Galeazzo est tr`es aim'e des femmes[475], – сказала Жоржетт.
– Здесь нет ни одной дамы, у которой бы не было романа с Галеаццо, – сказал Анфузо.
– Я знаю кое-кого, – сказала Анна Мария, – кто не терял от него головы.
– Да, но здесь ее нет, – сказал Анфузо и помрачнел.
– Qu’en savez-vous?[476] – сказала Анна Мария со слегка агрессивным кокетством.
В этот момент вошла Бригитта и подошла к Анне Марии. Она весело и чувственно смеялась.
– Будьте внимательны, Бригитта, – сказал Анфузо, – граф Чиано выигрывает все свои сражения.
– Oh! je sais, – ответила Бригитта, – on m’a d'ej`a avertie. Moi, au contraire, je perds toutes mes guerres. Mais je suis de guerre lasse, et Galeazzo ne m’int'eresse pas[477].
– Vraiment?[478] – сказала Анна Мария с недоверчивой улыбкой.