Кара

Предания говорят, что первый царь Верхнего и Нижнего Египта был способен влиять на разливы Нила и одним движением ладони останавливал бешено мчавшиеся на него полчища колесниц. Но следующие фараоны династии такими талантами не обладали, откуда возникал естественный вопрос: а не захоронено ли что-то необычное в гробнице легендарного правителя?

«Неплохо бы найти ее», — мысленно согрешил Юрий Павлович, но в этот момент в ноздри ему ворвался запах пота, смешанного с мускусом, и почтительный голос жреца низшего ранга прервал ход его размышлений:

— Достопочтимый Снофру, соблаговоли принять первые дары Исиды.

Он начал поворачивать голову, и внезапно все вокруг него вспыхнуло, глаза Савельева зажмурились, а открыл он их, уже сидя рядом с кроватью умирающей в смрадной комнате петербургской коммуналки.

«Ну и ну». — Секунду Юрий Павлович пытался осознать случившееся, но никаких нормальных объяснений не находилось. Взглянув на лежавшее неподвижно тело, он тихонько позвал:

— Мама, ты спишь?

Больная даже не пошевелилась в ответ. Словно подброшенный пружиной, Савельев вскочил на ноги, нагнулся над ее изголовьем и мгновенно понял все: глаза Ксении Тихоновны были широко открыты и, лишенные всякого выражения, неподвижно смотрю ли куда-то вдаль.

— Мама… — внезапно горло Савельева что-то мягко стиснуло, не хватило сил даже для крика. Чувствуя, как глазам становится горячо, он припал губами к материнской руке, но тут же отпрянул, и лицо его исказилось от ужаса непонимания: вместо указательного пальца, на котором покойная носила кольцо, виднелся отвратительного вида обрубок с наполовину содранной кожей и бело-розовой, наискось перекушенной костью.

Глава десятая

«Что за чертовщина». — Савельев инстинктивно схватился за свой собственный указательный палец, но тут же в изумлении замер: только что надетое кольцо сидело так плотно, будто носили его лет десять не снимая. Осознав, что избавиться от него обычным путем навряд ли возможно, Юрий Павлович подумал: «Просто фильм ужасов какой-то».

Однако, несмотря ни на что, мысли его сразу потекли в ином направлении. Кликнув моментально заголосившую тетю Пашу, ликвидатор на собственном опыте вскоре убедился, что убрать среднестатистического жителя в постперестроечной России гораздо проще, чем отправить его в последний путь. В качестве билета поначалу необходима бумажка от врача, на основании которой дается заключение из морга, затем кончину заверяют в загсе и наконец в печальной этой песне минорный заключительный аккорд берут халтурщики из похоронного бюро.

Самой покладистой инстанцией оказалась церковь Воскресения Христа, что на Обводном канале.

— Привозите тело, — густой мужской голос заставил Савельева отодвинуть трубку подальше от уха, — отпоем усопшего, как закажете, панихида согласно устава, положите с вечера — заберете утром, довольны будете.

— Спасибо. — Юрия Павловича передернуло, а в голове его внезапно раздалось пение на древнем языке: «С миром, с миром, на Запад, в Абидос, обиталище мертвых», — и перед ним возникли крутые мрачные взгорья на левом берегу Нила, испещренные отверстиями склоны которых служили местами захоронений.

С быстротою молнии надвинулись на Савельева освещенные факелами стены покоев, зарябило в глазах от многоцветья восковых красок, и он вдруг явственно ощутил, как пахнут тысячелетия — затхло.

«Хреновина какая-то». — Ликвидатор энергично потер лицо, пытаясь вернуться в свое время. Между тем во входную дверь позвонили, и кинувшаяся открывать тетя Паша вернулась с суетливым молодым человеком в хорошей кожаной куртке — приемщиком заказов из похоронной конторы, вызванным Юрием Павловичем по телефону.

Сын покойной был краток — оплатив похороны по высшему разряду, он от себя добавил еще триста долларов и, пристально взглянув служителю Анубиса в глаза, тихо сказал:

— Только вы уж не разочаруйте меня, пожалуйста.

Молодой человек в куртке разбирался в людях прекрасно — работа такая, — а потому, без промедления организовав отправку почившей в морг, лично направился проверить, чтобы место под могилу было отведено на сухом месте, и на прощание заверил:

— Я все понял, не дурак.

За окошком уже стемнело, осенний день подходил к концу, и Савельев внезапно почувствовал, что больше всего не свете ему хочется завалиться спать, — наверное, это и есть первый признак приближающейся старости.

— Павлина Евлампиевна, хватит рыдать. — Он сунул тете Паше в негнущуюся заскорузлую ладонь пачку пятидесятитысячных. — Скомандуйте завтра в морге, чтобы все было как надо. — А та, неизвестно что подумав, уставилась на его палец, украшенный перстнем, и начала креститься истово:

— Господи Исусе Христе, святые угодники, помилуйте нас грешных.