Кара

Долго задерживаться под струями теплого душа Юрий Павлович не стал — естество не позволяло. Пожалев, что не обзавелся привычкой повсюду таскать свою зубную щетку, он ополоснул все свои тридцать два зуба ментоловой пеной «пепсодента» и широко улыбнулся запотевшему зеркалу. Затем, наскоро обсушившись махровой зеленью китайского производства и оставляя на истертом паркете мокрые следы, воодушевленный киллер на мгновение застыл в дверях спальни, потому что увиденное впечатляло.

Раскинувшись в стиле классики «Плейбоя» по диагонали разобранного дивана, в одной руке Катя держала небрежно пузатый бокал с тягуче-кровавым содержимым, а другую эффектно откинула за голову. Верхний свет был погашен, и, за неимением интимной подсветки, сексуально-безупречное золото Диора ловило блики телевизора.

Крутилась, между прочим, порнуха, однако все внимание Савельева было обращено на партнершу, которая при виде его отставила недопитый бокал в сторону и, положив освободившуюся руку на пуговки своего комбидреса, застонала громко и призывно. Без промедления Юрий Павлович сорвал опоясывавшее его полотенце и поспешил на диван. Тем временем Катя, успевшая-таки расстегнуть пуговицы своего облачения, одним сильным движением опрокинула Савельева на спину. Не отрывая прищуренных глаз от его лица, она начала медленно опускаться на вздыбленную плоть Юрия Павловича. Она не спешила, и, ощущая, как натужно, сантиметр за сантиметром, он проникает в женское тело, Савельев судорожно выгнулся и внезапно понял, что это не он сейчас овладевает своей черноволосой знакомой, а она неторопливо и со знанием дела берет его. В голове его некстати пронеслось высказывание из Камасутры о том, что мужчина должен быть рабом женщины и исполнителем всех ее желаний. В это мгновение глаза Кати закрылись, тело сотрясла крупная дрожь, и из округлившихся губ вырвался громкий крик блаженства, который, забегая вперед, в эту ночь раздавался несчетное число раз. Скоро Юрий Павлович понял: в постели его новая знакомая напоминала скорее не кошку, а черную пантеру, решительную, неутомимую и вечно голодную.

Между тем кассета давно уже закончилась. Приподняв голову с мокрой от пота груди ликвидатора, Катя благодарно посмотрела ему в глаза:

— Знаешь, после этого твоего Амстердама ты стал какой-то другой, просто буйвол, — после чего с улыбкой направилась в ванную.

А Савельев, дождавшись, пока зашумит вода, принялся набирать номер справочной аэропорта.

Глава шестнадцатая

Стоял я раз на стреме, держался за наган,
И вот ко мне подходит незнакомый мне граждан.
Он дал мне кучу денег и жемчуга стакан
И говорит: «Поедем со мною в Амстердам.
Там девочки танцуют голые, там дамы в соболях,
Лакеи носят вина там, а воры носят фрак».
…
Мы сдали того фраера войскам энкаведе,
С тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде.

(Плесневая кучерская бацаловка)

— До вечера, солнце мое. — Поднявшийся ни свет ни заря Савельев чмокнул сладко спавшую Катю в теплое ушко и, быстро собравшись, захлопнул входную дверь — дел ему нынче предстояло немерено.

На улице моросил мерзкий косой дождик. Ликвидатор успел изрядно вымокнуть, пока не отыскался энтузиаст, согласившийся отвезти его в гостиницу. Слава Богу, время пробок еще не наступило. Без проволочек добравшись до своего номера, Юрий Павлович в темпе позавтракал чаем с бутербродами, оделся попроще и, внимательно изучив карту окрестностей Санкт-Петербурга, направился на автостоянку.

«Восемьдесят третья» действительно была хорошей «девочкой»: снявшись с сигнализации, она приветственно подмигнула ликвидатору фарами и завелась с полуоборота. Прогрев ее, Юрий Павлович тронулся с места. По пути он сделал несколько остановок, вначале зашел в аптеку, затем в одном из магазинов купил кайенского перца, в другом приобрел блок дешевых горлодерущих сигарет и, сделавшись под конец счастливым обладателем хорошо заточенной штыковой лопаты, направился по Пулковскому шоссе из города прочь.