Кара

«Господи, как хочется есть». — Сморщившись от резиновой вони провернувшихся на месте колес, Савельев посмотрел иномарке вслед и направился к родной «восемьдесят третьей». Своему внезапно открывшемуся дару внушения он почти не удивился: ниндзя и берсерки, похоже, проделывали то же самое, а вот номер с крысами — это нечто. «Может, в цирк податься, смертельная гастроль „властелин крыс“, это впечатляет». — Мрачно улыбнувшись, Юрий Павлович залез в уже остывшую машину. Даже не позволив двигателю нагреться, он начал выруливать на проспект Стачек. Около метро он остановился, не торгуясь, приобрел ведро роз и, затащив его в свою лайбу, принялся опустошать прилавок ближайшего «ночника».

Украв фирменную магазинную корзинку, Савельев с удобством погрузил харчи в «восьмерку», посмотрел на часы, вполголоса выругался и покатил что было мочи по направлению к Васильевскому острову. Он так спешил, что даже не притормозил на мосту бедного Лейтенанта Шмидта, с высот которого толпы автолюбителей изумленно взирали на сияние фар иномарки, пробивавшееся со дна Невы сквозь мутные осенние воды.

Глава восемнадцатая

— Здравствуй, дорогой… — Пахло от Кати обворожительно, а когда она на секунду к Савельеву прижалась, стало ясно, что под легким шелковым халатиком у хозяйки дома ничего не было.

При виде роз она восхищенно вскрикнула, и выражение непонимания на миг промелькнуло на ее хорошеньком личике. Не упустив этого из виду, Юрий Павлович сказал:

— Я сейчас, пардон, — и направился к машине за корзиной со жратвой.

Берсеньевский чемодан он решил оставить в «восьмерке» — авось не упрут. Укрыв его от любопытных глаз доставшейся еще от прежнего хозяина брезентухой, киллер, не дожидаясь лифта, помчался по лестнице наверх.

— Это что? — Улыбаясь, Катя показала на здоровенный осколок гранита, для устойчивости ранее помещавшийся в ведре с розами. — За пазухой места не нашлось?

— Это булыжник, оружие пролетариата, гордись. — Савельев лихо подмигнул обоими глазами и принялся стаскивать куртку. — Можно я вначале помоюсь, а то кровавый пот с трудовой грязью на мне в три слоя?

— Что-то не очень ты похож на пролетария. — Задумчиво посмотрев на гору продуктов, Катя потянула корзину на кухню, а Юрий Павлович отправился отмокать в ванну.

Рыжий хозяйский кот Кризис, сладко почивавший там на ящике с грязным бельем и почему-то невзлюбивший Савельева с самого начала, при виде его моментально распушил длинный полосатый хвост, зашипел и стремглав бросился под вешалку в прихожей.

— Кастрировать тебя надо, гад мартовский. — Ничуть не обидевшись, ликвидатор залез под душ, долго тер мочалкой намыленные члены и наконец, облаченный в махровый халат и подгоняемый обильно выделяющимся желудочным соком, с энтузиазмом отправился на кухню.

Оказывается, к его приходу хозяйка дома затушила кролика в сметанном соусе с грибами, кроме того, наготовила всяческих салатов и с тонким вкусом выбрала согласно случаю вино — «Молоко любимой женщины».

— Иди сюда, моя сладкая. — Савельев неожиданно почувствовал, как сильно он соскучился по упругому Катиному телу, ее властным, но ласковым рукам, и, забыв про накрытый стол, принялся страстно целовать ее соски под тонким шелком халата.

Они моментально сделались твердыми, послышался негромкий стон, и Юрий Павлович ощутил, как женские пальцы, призывно коснувшись его бедра, начали медленно подниматься вверх. «Нет, милая, сегодня командовать парадом буду я». — Резко развернув партнершу спиной к себе, он уткнул ее лицом в стену и одним мощным движением вошел внутрь.

Когда все-таки дело дошло до ужина, обволакивавший кролика соус превратился во вкуснейшее желе, в котором попадались приятно хрустевшие на зубах кусочки грибов. Очень скоро с остывшим жарким было покончено. Взглянув на свою обнаженную сотрапезницу, медленно потягивавшую «молоко чьей-то любимой женщины», Юрий Павлович вновь ощутил знакомое томление в членах и потащил Катю в кровать.

Однако всему почему-то наступает конец, и когда, обессилев, любовники угомонились, время было уже далеко за полночь. Как это обычно бывает при заморозках, небо прояснилось. Лучик молочно-белого лунного света, пробившись сквозь щель в занавесях, заставил Катю отвернуть лицо, и внезапно она коснулась рукой Савельевского локтя:

— Берсеньев, не спи, лучше скажи, что это? Я еще вчера заметила. — И она указала пальчиком на наследный Юрия Павловича перстень, от которого в полумраке комнаты исходило тусклое багровое мерцание.

— Достался по случаю. — Савельев внезапно почувствовал, как усталость стремительно навалилась на него своим свинцовым крылом. Широко зевнув, он стал поворачиваться на бок. — Спи, родная.

— Постой, постой. — Будучи дамой весьма любознательной, Катя не успокоилась и, ухватив ликвидатора за ладонь, внимательно вгляделась. — Смотри-ка, на нем еще и написано что-то.