Кара

Ему подфартило сразу. В первую же ночь он глушанул здоровенного полупьяного борова в черном широком пальто, белом фрачном кашне и шелковом цилиндре. Пока терпило припухал на пороге своего номера, штабс-капитан дверку открыл, затащил хозяина внутрь и все начисто вынес. Полгода крутил он хвостом в роли «гостиничной крысы», поменял с десяток отелей, но в шикарном, застланном зеленоватыми коврами коридоре «Мажестика» с ним приключилась беда. Там на него стремительно накинулись конкуренты — двое плечистых молодых людей в сером трико, жестоко избили «колбасами», и пришлось штабс-капитану экстренно съезжать. А скоро во всех приличных отелях появились ночные дежурные — плотные, усатые, больше похожие на апашей, — и Хованский решил, что настала пора быть ему ближе к простому народу.

Он поселился в квартале Сен-Дени на одной из старинных узких улиц, которую мостил еще лучезарнейший король. Здесь обитали проститутки, мелкие ремесленники и сутенеры, скрипели тележки с овощами, в жаровнях лопалась кожура каштанов, а за окнами сушились от любовной влаги полосатые перины.

Семен Ильич завел себе широкие штаны, привык без отвращения хлестать «Пинар» и бойко топтал черноволосую курочку, приходившую к нему вечерами из универсального магазина «Прекрасная молочница». Однако, не останавливаясь на достигнутом, он частенько поднимался на горы Мартра, где ночи напролет сверкали разноцветные огни и раздавался беззаботный женский смех.

Веселый Монмартр — это бульвар Клиши между двумя круглыми, окончательно веселыми площадями Пигаль и Бланш. Как только над Парижем опустится ночь, все здесь придет в движение: откроются двери кабаков, крутанет своими крыльями знаменитая «Мулен Руж», и в бешеном хороводе завертятся девушки в шелковых юбчонках по колено, сволочи буржуа, воры, педерасты и мрачные, как грозовое небо, русские, уверенные в скором падении большевиков. И каждый раз в этом человеческом скопище Хованский находил терпилу безответного, который после смази по кумполу сдавал ему кровянку легко, а главное, молча.

Жить бы штабс-капитану не тужить, да однажды он погорячился и за десять тысяч франков сработал не очень чисто старика рантье, не разглядев, однако, в петлице у того розетку Легиона. Проклятый крапюль издох, газета «Л’Энтрансижан» назвала его скромным героем Франции, и сразу же дело обрело политический окрас.

Старперовы деньги закончились быстро, а вот неприятности обещали быть продолжительными: ажаны, полицейские на велосипедах, даже молодчики из Сюрте — все они плотно сели штабс-капитану на хвост, и ему пришлось залечь на самое дно в мрачном притоне с названием веселеньким: «Розовый котик». Заведение это размещалось в узкой щели улицы Венеции — архитектурного наследия пятнадцатого века, с грязными писсуарами снаружи домов, с загаженной куриными внутренностями мостовой и населенного большей частью элементом преступным.

Здесь, в сводчатом полуподвале, из которого имелся ход в подземелья древних катакомб под центром Парижа, Семен Ильич и пережидал беду, находясь в обществе больной сифилисом торговки краденым мадам Леклер, с которой поддерживал крепкие деловые связи. Местные апаши отнеслись к нему с пониманием — не одним только большевикам присуще чувство интернационализма, и вскоре с новыми товарищами он уже ловко потрошил «ударом дедушки Франсуа» паразитов нуворишей, разжиревших во время войны.

Метода эта стара как мир. Для претворения ее в жизнь всего-то и нужно только шелковое кашне в ваших руках да надежный помощник поблизости. Вы подкрадываетесь к жертве сзади, накидываете шарф ей на горло и, дергая, опрокидываете назад, одновременно взваливая потерпевшего себе на бедро. В это время ваш товарищ быстро очищает его карманы, минута — и все в ажуре.

Семен Ильич отпустил усы, стал носить к пиджаку галстук бабочкой, а после того, как, не дрогнув, прострелил башку ажану и дело по ограблению кассира выгорело, на него обратил внимание сам месье Богарэ.

Между тем машина покатилась по сырым от прошедшего дождя аллеям Булонского леса. В свете фар мелькали стволы уже облетевших каштанов, возникали фигуры пешеходов, и, глядя на мокрые волосы женщин, Хованский усмехнулся про себя: «А ведь точно, похожи на ободранных кошек». Автомобили и люди направлялись на окраину леса, к парку Багатель.

Бесились в свое время с жиру эксплуататоры-феодалы, и однажды граф д’Артуа, которому сперма, несомненно, придавила на уши, фалонул королеву на предмет рандеву. Хоть и была та на передок слабовата, но все же пошла на дзюм не сразу, пообещала отдаться только осенью.

На берегу Сены раскатавший губу граф д’Артуа выбрал уединенное место, разбил там английский парк и на поляне построил прекрасный дворец, а вокруг приказал посадить миллионы роз.

И все это лишь затем, чтобы однажды взять на конус аморальную королеву, которой впоследствии отрубили голову ее же подданные, а самому слинять из Франции навсегда — ну не февральский ли вы, ваша светлость?