Кара-курт

— Ладно, — сказал Кайманов. — Оразгельдыевым займемся сами, вам двоим пора выполнять свое задание. Пройдете вместе со старшим политруком мимо окошка Дурсун так, чтобы она вас увидела. Андрей Петрович покажет на окошко, вы оба, вроде бы незаметно, кивнете головой. Смотрите, делайте все, чтобы выглядело натурально. Можете просто оглянуться на окошко, больше ничего делать не нужно. Пока отдыхайте. В восемнадцать часов мы со старшим политруком вас вызовем...

Когда Ичан и Аймамед вышли, Кайманов положил руку на плечо Самохину, негромко сказал:

— Я тебе, Андрей Петрович, полностью верю, знаю, что в этой истории твоей вины нет. Но кое-кто землю роет, чтобы, лягнув тебя, повыше взлететь. Давай-ка звони полковнику Артамонову. Он в курсе всех наших дел, но лучше, если ты сам с ним поговоришь.

Самохину повезло: полковник был у себя, сразу взял трубку.

— Товарищ полковник, я... — начал было Самохин, но Артамонов тут же его перебил:

— Да, Андрей Петрович, да, проморгали мы с вами Оразгельдыева. И Шайтана вашего с Репсом, считайте, лучших лошадей комендатуры тоже нет. Придется за них наличными платить. Но сейчас не время выяснять отношения. Надо действовать — и немедленно. Любой ценой найдите, кто на вашем участке организовал переправу. Срочно отправляйте к Хейдару связного...

ГЛАВА 5. ГЛУБОКИЙ РЕЙД

Ичан прислушался, осмотрелся. Привыкнув ночами пасти отару, он отлично ориентировался в темноте. Важно было, чтобы не помешала какая-нибудь случайность. Можно очень хорошо все продумать, а попадется на пути запоздалый дехканин, поднимет крик, пиши пропало.

Все было тихо. На фоне звездного неба светлеющими в сумраке пятнами выделялись строения комендатуры. В углу двора, примыкая двумя стенами к глинобитному дувалу, — мазанка с широким зарешеченным окном. Там Дурсун, и сейчас Ичан будет ее «спасать». Чем-то еще закончится это «спасение»? Но азарт охотника уже подзуживал Ичана. Временами ему казалось, что он не по заданию геок-папак проводит операцию, а в самом деле спасает свою возлюбленную, чтобы потом увезти ее на быстрых ахалтекинцах в прекрасные края.

Ичан никому не признавался, даже самому себе, почему его не надо было уговаривать идти спасать Дурсун. Ничего, что она вдова и у нее двое детей. Ичан тоже не так уж молод, а Дурсун — женщина при всех статях... Эх, и промчит Ичан красавицу Дурсун на ахалтекинцах! Что ж, есть и ахалтекинцы. У дороги, в тени чинар, ждет с ними Аймамед Новрузов...

Ичан еще раз внимательно прислушался, посмотрел на звезды. Часов у него не было, но время по ручке ковша Большой Медведицы он определял точно. Вот-вот должен был раздаться сигнал... И все же, как он ни прислушивался, а сигнал раздался неожиданно и совсем не с той стороны, с какой он его ждал. По ту сторону границы послышалась отдаленная стрельба, о которой и речи не было, когда договаривались со старшим лейтенантом. В комендатуре раздались телефонные звонки, отрывистые команды. Во дворе поднялась беготня, спустя минуту не меньше взвода верховых вымахнули галопом за ворота. В ночной тишине звонко отдавался топот многих копыт. Заурчала мотором машина, захлопали двери. Кто-то громким голосом подавал команды по телефону. Ичан понял: это уже не инсценировка, а настоящая тревога. Что же там стряслось? А может быть, и к лучшему? Когда он встретится с Хейдаром и будет рассказывать, как удалось сбежать, ему скорей поверят: за кордоном такой шум сделали, что уж пограничники обязательно должны были его услышать... Ичан забеспокоился: а вдруг из-за этой настоящей тревоги о нем забудут или почему-либо изменят весь план? Но нет, вот в крайнем темном окне, где кабинет Кайманова, замигал карманный фонарик: три коротких вспышки, одна длинная. Снова — три коротких, четвертая — продолжительная. Пора!

Ичан ящерицей скользнул вперед между камнями. У мазанки поднялся на ноги, заглянул в окно.

— Дурсун-ханум! Это я, Ичан. У зеленых фуражек тревога. Бежим скорей к твоему отцу Хейдару, поторопись!

Темная фигура вышла из угла комнаты. Перед Ичаном возникло бледное в свете звезд лицо Дурсун.

Узнав его, она кивнула, закрыв рот платком, молитвенно сложила руки, вверяя свою жизнь аллаху. Ичан поднял припасенный лом, принялся с силой выдирать и скручивать железные прутья оконного переплета. Как ни уверял Белоусов, что решетка на честном слове держится, справиться с нею оказалось не так-то просто.

— Дурсун-ханум, отойди в угол хонье, — попросил Ичан и так рванул на себя лом, что с треском вырвал прутья решетки из гнезд, расщепив раму окна.

За мазанкой раздался топот, щелканье затвора.

— Стой, кто идет?

Ичан узнал голос Белоусова.

— Дурсун-ханум, скорей!

Ичан протянул руки, помогая Дурсун выбраться из окна, почувствовал в своих объятиях сильное тело молодой женщины, бережно опустил ее на землю.

— Скорей!

Схватив в темноте Дурсун за руку, устремился вместе с нею вниз по откосу.

— Стой, стрелять буду!