Они с порога стали всматриваться в лица лежащих раненых солдат. Увидев полковника, рванулись к нему. Он не сразу узнал вошедших бойцов, невольно прикрыл глаза.
— Командир это мы, вы нас не узнаете? А меня, а меня, — посетители, перебивая друг друга, следили за взглядом полковника.
— Ну, кто же вас не узнает, таких чертей, — он постарался улыбнуться. Алиев Низами, Рустамов, а это кто, он указал глазами на стоящего в стороне невысокого роста бойца. Все расступились, пропуская вперед солдата с букетом цветов.
Только теперь он узнал Зибейду, эту отважную девушку, которая второй год была на передовой. Та смущенно подошла, положила цветы на тумбочку и наклонившись одарила полковника нежным поцелуем.
— Значит, не забыли еще меня, товарищ командир? — она провела рукой по повязке на его голове.
— Как же тебя можно забыть, если ты как репей, прилипла к нам еще в Шуше и с тех пор мы уже не можем избавиться от тебя — пошутил полковник, все заулыбались. Зибейда чисто профессионально стала расспрашивать раненных бойцов о ранении, где получили и как себя сейчас чувствуют. Раскрывая принесенные кульки, выкладывала на их тумбочки фрукты, сладости и бутылки с напитками. Ребята, такие родные, стояли, смущенно потупив в пол свои взгляды. Они впервые видели своего командира в таком положении и никак не могли справиться со своим волнением. Постепенно волнение улеглось, и они стали рассказывать про последние бои на Физулинском направлении. О погибших ребятах, о том кто, где воюет и на каких должностях.
Слушая их рассказы, полковник чувствовал, как к нему возвращаются силы, как тело наливается теплом, и душа его успокаивается. Сколько бы они так просидели, неизвестно, если бы не пришла старшая медсестра и не попросила их помочь перевести полковника в летную экспертизу в другой корпус.
Сделав полковнику обезболивающий укол, вколов снотворного, чтобы он не волновался, подождали, когда он уснет, только потом стали готовить его к переезду, но полковник этого уже не чувствовал. Он мирно спал, тихонько постанывая во сне.
Когда на небе вспыхнули звезды, и луна стала дозором обходить ночное небо, полковник проснулся. В палате, а это уже была просторная комната, никого не было. Светильник на тумбочке у изголовья, горел тусклым светом. Напротив койки, в углу, стоял телевизор, с окон свисали плотные шторы. На подоконнике стояли горшочки с красивыми цветами. Дверь тихонько, приоткрылась и в проеме показалась голова в высоком белом колпаке.
— Вы уже проснулись, товарищ полковник, — пропела голова звонким голосочком.
— Как видите, моя милая.
— Вас хотел видеть профессор Рак, он сидит у нас в отделении. Я сейчас доложу, что вы уже проснулись, — голова скрылась за дверью. Буквально в следующую минуту, дверь резко распахнулась, и вошел «Очкарик» с большим кульком в руках.
— Ну, как вы, полковник, себя чувствуете, надеюсь, вы скоро поправитесь. Он стал вытаскивать из кулька принесенные продукты. На тумбочке появились бутылка коньяка, баночка черной икры, несколько аккуратно нарезанных бутербродов с ветчиной. «Очкарик» расставил все, что принес, потом взял лимон, отойдя к столу, стал нарезать тоненькими ломтиками, при этом рассказывал, как проходила операция, как он чистил «мозги» полковника от ненужного мусора и что на память об операции взял себе один маленький металлический осколок, чтобы показать своим коллегам в Москве. Закончив приготовления, он подошел к полковнику, осторожно приподнял его и помог сесть, облокотившись на спинку кровати.
— Ну что, давай по одной — предложил «очкарик» и стал разливать коньяк по стакан. Он аккуратно пододвинул наполненный наполовину стакан полковнику и положил сверху кусочек лимона.
— Рад был встретиться с вами, правда не так, как сейчас, но я думаю, что это первый и последний раз, все у вас будет хорошо, — «очкарик» поднял свой стакан и стал медленно цедить коньяк, наслаждаясь ароматом напитка. Он поставил свой стакан на стол, взяв корочку лимона, понюхал ее и положил в рот. Потом бережно приподнял голову полковника, поправил ему подушку:
— Выпей командир, божий нектар, он укрепит тебя. Полковник протянул руку и взял свой стакан,
— Будем жить, — он подмигнул врачу, — спасибо вам профессор, надеюсь, я своими криками не больно досаждал вам?
— Если не считать того мата, которым вы награждали нас, то все нормально, полковник, — улыбнулся профессор, доставая сигареты.
— Если, вы разрешите, можно и мне закурить, вот уже десять дней, если судить по календарю, я не курю, а так хочется, что аж во сне снится сигарета.
— Только не в затяг, — пошутил «очкарик», прикуривая и ему сигарету. Утром я улетаю к себе в Россию, так что пришел проститься с вами. Не мог улететь не попрощавшись. Конечно я не сентиментальный человек, но то, что мне пришлось здесь увидеть, потрясло меня. Сколько горя принес нам этот проклятый Горбачев, развалив такую огромную страну, и натравив людей, друг на друга. Понимаете, полковник, — профессор замолчал, подбирая слова,