Карабарчик. Детство Викеши. Две повести

— А ты не так, ты вот как! — Янька, надувая щёки, пронзительно засвистел. — На, поиграй, пока мамы нет: она шибко не любит, когда в избе свистят, за ограду гонит, — затараторил он. — А тебя как звать? — и, не получив ответа, добавил: — Меня Яшкой, тятю Прокопием, маму Степанидой, а собачонку Делбеком[2]. Да вот он и сам!

Из-под кровати вылез лохматый щенок и, усевшись на задние лапы, умильно посмотрел на Яньку.

— Знаешь, чему его тятя научил? Хочешь, покажу?

Подражая отцу, Янька сердито крикнул:

— Делбек! Евстигней идёт!

Щенок вскочил на ноги, взвизгнул и, поджаз хвост, стремительно кинулся под кровать.

Карабарчик улыбнулся.

— Видел? — спросил довольный Янька. — Делбек боится хозяина: Евстигней его постоянно лупит чем попало. Первый раз отлупил за то, что Делбек молоко у Варвары вылакал, второй раз за то, что цыплёнка задавил, а теперь уж дерёт по привычке. Делбек и Стёпки боится. Стёпка — хозяйский сын. Такая заноза — всегда первый в драку лезет! На днях привязал он к Делбешкиному хвосту пустую банку. Ну, и ошалел собачонок. Носится по двору — едва поймал… А тут Стёпка подбежал… Я его как двину кулаком, он и с ног долой! — И, размахнувшись, Янька чуть не сшиб с лавки нового приятеля. — Пойдём к амбарам, я тебе воробьёнка покажу в гнезде. — Янька взял за руку Карабарчика и вышел с ним во двор.

— А-а, уже подружились? Вот и хорошо! — Прокопий ласково похлопал рукой по плечу найдёныша. — Теперь вас будет двое. Стёпке туго придётся! — улыбнулся он.

— Тятя, а тятя, почему он молчит всё время? — обратился Янька к отцу.

— Да потому, что он русского языка не понимает.

— Вот не догадался! — улыбнулся Янька. — А я думал, он немтырь.

Как тебя зовут? — спросил Прокопий мальчика по-алтайски.

— Карабарчик.

— Он говорит, что зовут его Скворцом, — перевёл отец.

Янька свистнул:

— Вот так здорово! Скворец!

— Чей ты? — продолжал расспрашивать Прокопий.

— Не знаю… — Карабарчик опустил голову.

— Кто твой отец?

— Был пастухом у Яжная.

— У кривого Яжная? — спросил с изумлением работник. — Это не твоего отца убил он в прошлом году?

Мальчик прошептал чуть слышно:

— Не знаю. Только нас с мамой Яжнай выгнал из аила[3], и мы жили в лесу.

Прокопий с жалостью посмотрел на мальчика. Ему вспомнился случай с пастухом бая: защищаясь от побоев, пастух ударил хозяина палкой и за это был убит. Дело замяли, и преступление Яжная осталось безнаказанным.

— Родные у тебя есть?

— Не знаю.

— Эй, Прокопий! — раздался с крыльца зычный голос Зотникова. — Веди мальчонка.

— Пойдём, хозяин зовёт, — взяв за руку Карабарчика, работник повел его к дому. — Да ты не бойся! — говорил он мальчику, видя, что тот упирается. — В обиду тебя не дам.

Когда Прокопий с Карабарчиком вошли в горницу, семья Зотниконых сидела за чаем.

Из-за самовара выглянуло злое лицо хозяйки.

— На кой ты грех его подобрал? — набросилась она на мужа. — Мало их, нищих, шляется по дорогам, так тащи всех в дом.

Евстигней поставил недопитое блюдце на стол и провёл рукой по окладистой бороде.

— Да, парнишка незавидный. Работать, пожалуй, не сможет скоро. Разве отправить его на маральник?[4] Может, там поправится. Прокопию помощник будет. — Евстигней вопросительно посмотрел на жену.

— Куда хочешь девай, а в дом не пущу.

Зотников в раздумье почесал затылок.

— Евстигней Тихонович, отдайте мальчика мне! Куда ему теперь? Ни отца, ни матери… Пропадать, что ли? — Прокопий погладил найдёныша по голове.

Хозяин крякнул и опустил глаза.

— Пускай берёт! — хозяйка посмотрела на мужа и махнула рукой: — Только насчёт пропитания на нас чтобы не надеялся.

Карабарчик стоял тихо и с удивлением разглядывал просторную избу. Его поразили невиданные цветы и птицы, нарисованные на стенах и потолке, очевидно, проезжим маляром. Наглядевшись на них, он перевёл глаза на сидящих за столом и увидел мальчика, который украдкой показывал ему язык.

Карабарчик в растерянности отвернулся к стене. Вдруг он почувствовал, что кто-то больно ущипнул его, и, оглянувшись увидел рядом хозяйского сына Стёпку.

Найдёныш заплакал.

Прокопий оглянулся и оттолкнул Стёпку:

— Зачем обижаешь?

— А тебе что, жалко? Он ведь алтаец! — тон хозяйского сына был вызывающий.

— И алтаец такой же человек, как и ты.

Варвара, жена Зотникова, всплеснула руками:

— Господи! Да ты, Проня, совсем с ума сошёл! Нашёл с кем хозяйское дитё сравнивать. Степанко-то ведь крещёный, а этот что? Имени даже человеческого не имеет.

— И то правда, алтаец души не имеет, — поддакнул жене Евстигней и, обратившись к Прокопию, махнул рукой: — Бери его к себе, коли хлеба много.

Глава вторая

В семье Прокопия Кобякова Карабарчика окружили лаской и заботой. Степанида была доброй женщиной и жалела найдёныша.

— Сиротка ты моя бесталанная! — гладя его по голове, говорила она. И мальчик, чувствуя ласку, доверчиво прижимался к ней.

Верным другом был и Янька.

— Если Стёпка тронет Карабарчика, я ему мялку дам! — говорил он отцу.

— Драться нехорошо, — останавливал сына Прокопий.

— А если он первый полезет, что мне нюни распускать, что ли? — Янька решительно встряхивал вихрастой головой.

— Теперь он побоится: вас ведь двое.