Карач-Мурза

Все же сейчас, когда помер отец, у него возникла надежда на то, что князь Дмитрии не рискнет так круто порвать со стародавним установлением и, может быть, слегка ограничив а правах, все-таки назначит его тысяцким. Но прошла неделя, прошел и месяц,– тщетно Иван Васильевич набивался на глаза великому князю и даже исподволь заводил о том речь,– Дмитрий Иванович упорно не хотел понимать его намеков и сейчас же переводил разговор на иное. Наконец Вельяминов не выдержал и отправился к брату Микуле, прося его, на правах родства с государем, замолвить ему слово, а в крайности хоть вызнать – каковы его намеренья?

Микула Васильевич, искренне преданный Дмитрию и не одобривший в душе происков брата, принял поручение неохотно, но все же его выполнил. Ответ он принес неутешительный: на Москве больше тысяцким не бывать. Тогда Иван Васильевич решил оказать давление на Дмитрия, пустив в ход обширные связи своей семьи. Но среди бояр он встретил мало сочувствия, почти все они завидовали исключительному положению Вельяминовых и вовсе не были склонны его укреплять. Зато недовольное растущими пошлинами купечество, которому Иван Васильевич, в случае назначения его тысяцким, посулил всевозможные послаблении и льготы, почти целиком оказалось на его стороне. Этому способствовало и еще одно обстоятельство, на котором Вельяминов тоже искусно играл: для успешной и прибыльной торговли московским купцам нужны были открытые пути на Восток, иными словами, мирные отношения с Ордой, а Дмитрий Иванович последнее время их постоянно нарушал. Московское купечество в ту пору было уже хорошо организовано, и благодаря большим богатствам, сосредоточившимся в его руках, оно представляло собой значительную силу, которой не мог пренебрегать великий князь, особенно в периоды войн и смут.

Для того чтобы использовать эту силу наилучшим образом, именно такое положение нужно было теперь создать боярину Вельямипову. И общая обстановка в этом ему благоприятствовала; летом какой-то ордынский отряд учинил грабежи и насилия в Нижегородском княжестве, вследствие чего в Нижнем Новгороде произошло возмущение, во время которого было перебито около двух тысяч находившихся в городе татар, и в том числе Мамаевы послы. В скорой времени пришли вести о том, что Мамай готовится в поход, чтобы наказать нижегородцев, и это заставило Дмитрия Ивановича немедленно приступить к сбору большого войска.

Таким случаем не преминул воспользоваться Иван Васильевич: он тотчас же отправил гонца к Тверскому князю, извещая его, что Дмитрий лишь прикрывается нижегородскими событиями, а на самом деле готовит поход на Тверь. В заключение он советовал князю Михаиле не ждать, пока его противник закончит сборы, а первым ударить на Москву, где ныне у него имеется немало доброхотов, которые изнутри пособят взять город.

Получив эти известия, Михаила Александрович всполошился и, в свою очередь снарядив гонца к великому князю Ольгерду,– в надежде, что он и на этот раз не откажет в помощи против Москвы,– принялся спешно собирать войско.

Но одному ему ведомыми путями обо всем этом прознал московский боярин Федор Андреевич Кошка, давно подозревавший Вельяминова, и на обратном пути перехватил его гонца.

Гонец не знал, что было написано в грамоте, которую он отвез Тверскому князю, но и того, что он рассказал под пыткой, оказалось достаточно, чтобы выявить измену Вельяминова. В страшном гневе князь Дмитрий приказал немедленно схватить «вора», но, предупрежденный кем-то из своих сторонников, Иван Васильевич успел бежать в Тверь.

* * *

– Сейчас вода течет на твою мельницу, Михаила Александрович,– говорил боярин Вельяминов Тверскому князю, поведав ему прежде обо всем, что произошло в Москве,– и ты этим пользуйся. Дмитрей хотя и готовит на тебя поход, а должен ныне оглядется на Орду,– не ударила бы ему в спину. Сам разумеешь, как Мамай-то распалился на него за дела в Нижнем! Стало быть, допрежь чем идти на Тверь, надобно ему как-то улестить Мамая. А это будет нелегко, особливо ежели мы сами не оплошаем.

– А что нам делать-то? Я так, вдруг, ударить на Москву тоже не могу: надобно собрать побольше войска, да и Ольгерд Гедиминович еще не готов.

– Ныне дело так повернулось, что малость обождать, пожалуй, и лучше: одно, что без помехи соберешь большую рать, а другое, что тем временем снова добудем тебе от хана ярлык па великое княжение. Это ведь тоже сила. С ярлыком ты перед Русью будешь в полном законе,– иду, мол, взять свое, а не то что позарился на соседскую вотчину! И при эдаком повороте не все удельные князья встанут за Дмитрея.

– Э, нет, боярин, знаю я уже Мамаевы ярлыки! Зазря продадут только деньги. Сперва я возьму Москву и Володимир,– тогда небось ярлык он и сам пришлет!