А может быть, Леонида вспомнил статью в газете «Адунаря Национала» («Народное собрание») от 24 июня 1869 года, в которой черным по белому было написано:
«Два из самых великих событий в истории современной Европы свершились под руководством, или по крайней мере под влиянием толчка, данного на нашей земле: французская революция и объединение Италии и Германии…При звуках герольда, возвестившего объединение Молдавии и Мунтении, пробудились Гарибальди и Бисмарк; объединение румын было сигналом к началу борьбы за объединение Италии и Германии…Менее шумной, но не с меньшими результатами была революция румын, утвердившая либерализм и демократию. Наши конституционные законы последних лет также являются предшественниками нового духа, установившегося в Европе. После нас Австрия возвращается к парламентаризму; после нас Испания совершает свою революцию, после нас сама Франция делает несколько шагов вперед по стезе демократии. Пусть никто не смеется при чтении этих строк! Пусть не смеются те, у кого нет веры в силы и судьбу румынского народа! Большие облака образуются из росяных капель; в своем движении вперед человеческий дух начинает иногда от самого скромного, а огонь на склонах гор, освещающий далекие пространства, был зажжен от лучины бедного пастуха».
Вот образцы, которым подражал пенсионер Леонида. В одной из своих статей Караджале так объяснил появление этого стиля:
«Провозглашение нашей политической эмансипации было сигналом возникновения самой ужасной и унизительной тирании — тирании слова. Вот кто управлял нами целые полвека с великой жестокостью: слова, выспренные и пустые слова… Думать своим умом было величайшим преступлением, смеяться — великим грехом. Мысль не имеет врага страшнее, чем слово».
ЗАБОТЫ, ВОЛНЕНИЯ, НЕУДАЧИ
После первой постановки «Бурной ночи» и прочтения на вечере «Жунимя» комедии «Господин Леонида перед лицом реакции» никто из знатоков литературы уже не сомневался, что Караджале — лучший румынский драматург, что он, как говорится, драматург божьей милостью. Не сомневался в своем призвании и сам Караджале. Но жизнь его оставалась по-прежнему необеспеченной, дни протекали в хлопотах, труде и огорчениях, не имеющих отношения к творчеству.
Караджале по-прежнему проводит долгие часы в редакции газеты «Тимпул», утешаясь тем, что Эминеску и Славич вынуждены делать то же самое. Скучную редакционную работу все трое превратили в предлог для увлекательных и серьезных дискуссий о грамматике, лексике и морфологии румынского языка: каждая статья прочитывалась вслух и давала повод для горячих споров.
Между делом Караджале продолжал писать для газеты самые разнообразные материалы: политические статьи, международные обзоры, парламентскую хронику и многое другое. При этом он по-прежнему уклонялся от высказываний, которые могли бы создать впечатление, что он разделяет
1879–1883 годы ознаменовались многими событиями, касающимися главным образом попыток Караджале завоевать себе материальную независимость. Она нужна была ему не столько для себя, как для содержания матери и сестры. Эти годы были также годами активного участия Караджале в обществе «Жунимя». На вечерах зачитывались литературные произведения и афоризмы членов общества. Иногда афоризмы импровизировались, и Караджале часто выходил победителем в таких состязаниях. Обо всем этом Титу Майореску делал аккуратные записи в своем дневнике. Среди афоризмов Караджале, записанных председателем «Жунимя», были и мысли, как будто совершенно несвойственные караджалевскому письму. Вот несколько примеров:
«Самая печальная ирония судьбы состоит в том, что она удовлетворяет наше желание уже после того, как оно перешло в область воспоминаний».
«Даже в штилевом море беспокойная душа сама создает себе бури».
«Великая боль — любить. Великое несчастье — освободиться от этой боли».
Можно подумать, что это писал поэт-романтик, а отнюдь не юморист и «циник», каким считали Караджале некоторые из его коллег по «Жунимя». Когда в жизни далеко не все благополучно, даже мысли циника приобретают особую окраску.
Летом 1881 года Караджале вынужден был покинуть старую «развалюху», как называл он в своих письмах редакцию газеты «Тимпул». Вскоре после этого он уехал из Бухареста, и целый год о нем не было ни слуху ни духу. Только немногие из его друзей знали, что скромный школьный инспектор, который, закутавшись в плащ, месит грязь проселочных дорог уездов Сучава и Нямц, пробираясь пешком или в крестьянской повозке в самые глухие села, не кто иной, как автор нашумевшей комедии «Бурная ночь».
Караджале уже как-то работал короткое время школьным инспектором в уездах Яссы и Васлуй. Теперь он снова уехал из Бухареста и в этот раз надолго. В сущности, его отъезд был первой добровольной ссылкой. За ней последуют и другие.