Караджале

Так проходили месяцы и лучшие годы жизни, наполненные заботами, неудачами и непрерывным трудом. В 1883 году в письме к своему другу Негруцци Караджале заверяет, что великолепно себя чувствует физически, морально и интеллектуально. Но, увы, добавляет он, «не могу, однако, сказать того же самого с не менее важной точки зрения — с точки зрения кошелька».

Время идет, и Караджале уже исполнилось тридцать лет. Но мы еще не встретили на его жизненном пути женщину, которая заняла бы все его помыслы. Мы знаем, что робость была чужда его натуре. В чем же тут дело? Он не искал себе подругу? Или, быть может, он не способен любить?

Следует отметить, что «циник», каким многие считали Караджале, был весьма сдержан и замкнут, когда речь шла о его личной жизни. Мы очень мало знаем о его приключениях. Одно из них стало достоянием гласности лишь потому, что тут был замешан и Эминеску. Мы расскажем о нем в свое время. Но разве у него не было других увлечений? Женщины не играли никакой роли в его жизни?

Свидетели, которым можно поверить, уверяют, что Караджале с юных лет мечтал о браке, но до тридцати лет ни разу не был влюблен, хотя и считал себя человеком влюбчивым и сентиментальным. Есть свидетели, утверждающие, что когда судьба предоставляла Караджале случай терзаться муками неутоленной любви, его трезвый, насмешливый ум всегда побеждал экзальтацию сердца.

Только одна короткая вспышка страсти как будто нарушила это правило. Встреча произошла в Яссах в начале 1883 года в доме композитора Эдуарда Кауделла. Здесь Караджале познакомился с родственницей композитора Леополдиной Кауделла, прозванной подругами Фридолина. Она-то и очаровала Караджале. Да еще так, что об этом немедленно узнал весь свет,

Что за вспышка! Неразделенная страсть терзала Караджале, оставшегося как раз к тому времени без службы и без средств к существованию. Он забыл все на свете. Он думал только о Фридолине. Перед ее портретом он патетически вопрошал друзей: «Неужели это возможно, чтобы Фридолина, с этими голубыми глазами, с этой прелестно причесанной головой, Фридолина, из-за которой я пролил столько слез, чтобы она когда-нибудь стала моей женой?»

Уезжая из Ясс, Караджале действительно плакал. Из Крайовы он писал своему другу Петре Миссиру: «Умоляю тебя — пиши мне. Я погиб. Что будет со мной через год? Если ты мне не будешь писать, если между Крайовой и Яссами не будет хотя бы этого мостика, я застрелюсь или стану самым презренным человеком на свете». По-видимому, Миссир должен был выполнить некую дипломатическую миссию в доме композитора Кауделла. Она закончилась, однако, неудачей.

Письма Караджале к Миссиру дают полное представление о быстротечном романе писателя. Это как бы либретто киносценария, в котором все меняется в кинематографическом темпе. Страсть Караджале продолжалась совсем недолго. Начавшаяся весна навевает уже новые мысли и новые чувства. Вечный иронист очень быстро возвращается к своему обычному шутливому тону. Имя Фридолины исчезает из писем. Влюбленный был, наверное, искренним, но столь же искренне и без ложных сантиментов признается, что все уже позади. Вскоре он пишет, что чувствует себя в Крайове хорошо, даже очень хорошо. Мучает его только одна мысль: слишком быстро уходят дни.

После короткого эпизода с Фридолиной Караджале, по-видимому, решил остепениться. На месте своей новой службы в табачной монополии он познакомился с работницей Марией Константинеску и сблизился с нею. Новый роман был спокойный и трезвый — никаких признаков иссушающей страсти или мучений. Мы не знаем, что привлекло Караджале в новой избраннице, никто из друзей писателя не оставил нам ее описания.

Очевидно, Караджале собирался жениться на Марии Константинеску. Но таинственный инстинкт, а может быть, природная проницательность подсказали ему, что не нужно торопиться. Он нуждается в женщине нежной, доверчивой и домовитой, способной создать для него спокойный оазис, куда он сможет убежать от горестей, мелочности и суеты жизни. Потребность в семье была, по-видимому, наследственной чертой, которая вполне уживалась со страстностью и резкостью его натуры. Но Мария Константинеску, вероятно, не была той женщиной, которую Караджале искал и чувством и разумом. Связь с ней не перешла в супружество.

И все же 14 марта 1885 года Караджале явился в бюро регистрации и заявил, что у Марии Константинеску родился сын и что он считает себя отцом ребенка. Новорожденный, которого окрестили Матеем, стал носить, таким образом, фамилию Караджале. Некоторые данные, например, то обстоятельство, что писатель указал в акте рождения Матея, что его мать и отец живут по одному адресу, дают основание предполагать, что в ту пору Караджале собирался узаконить браком свои отношения с Марией.