Караджале

Итак, на пятидесятом году жизни вечно одно и то же: вслед за напряженным трудом следует вылазка в иной мир, новая попытка завоевать независимость не за письменным столом, с пером в руках — любимым и хорошо освоенным оружием, а каким-нибудь другим способом.

И вот уже в июне директор-издатель «Мофтул ромын», не прекращая своего издания, открывает новую пивную. На этот раз в центре города, напротив Национального театра. Он называет ее «Кооперативная пивная», и она сразу становится центром притяжения для артистического и писательского мира столицы. Как всегда, приходят сюда и обыватели, прельщенные возможностью посмотреть на писателя за пивной стойкой. Караджале такое любопытство не смущает. Если публика предпочитает пиво его рассказам и пьесам, он будет торговать пивом.

Еще в пору открытия первой пивной произошел такой эпизод. Один молодой человек, большой поклонник Караджале, узнав, что тот открывает пивную, решил стать первым ее клиентом. Он дежурил у дверей долгие часы, пока пивная, наконец, открылась. Молодой человек осуществил свой замысел, он был первым посетителем и первым, кто пожелал хозяину успеха. Узнав об этом, Караджале сказал:

— Вот видишь, парень, что я был прав, когда взялся за ремесло кабатчика? Если бы я выпустил новую книгу, разве ты дежурил бы у дверей книжного магазина, чтобы купить ее первым? А вот когда я открыл кабачок, ты именно так и поступил.

Караджале, видевший на своем веку столько посредственных людей, извлекающих большие доходы из своих бодег и пивных, кажется, так и не понял до конца, почему ему не удалось пойти по их стопам. Умный, проницательный психолог, когда речь шла о проникновении в чужую психологию, он так и не постиг, что коммерции тоже нужно служить всеми помыслами, вкладывать в это дело энергию и страсть. А Караджале способен был вложить страсть только в занятия, соответствовавшие его истинному признанию. Его оружием все-таки было перо, его боеприпасами — только писчая бумага.

Вот как журналист Б. Браништяну описывал стиль хозяйничанья Караджале в своей «Кооперативной пивной»:

«Клиентура состояла из журналистов, поэтов, литераторов и особенно актеров, которые часто окружали хозяина и устраивали дискуссии, продолжавшиеся до поздней ночи. Казалось, что торговля идет в гору. Но потом выяснилось, что это не так. Да и как она могла бы идти в гору, если сам хозяин все больше становился клиентом, не только в том смысле, что он все реже появлялся в своей лавке, но и потому, что он сам потреблял лучшие товары. «У нас есть сегодня черная икра?» — спрашивал он в буфете. В случае положительного ответа следовала неизбежная реплика: «Упакуй ее, уж лучше мы ее съедим сами, чем чтобы она у вас испортилась!» Он брал деньги из кассы без счета, что вполне соответствовало его темпераменту и казалось ему нормальной вещью. Разве это не его пивная? Разве не он вложил эти деньги?

Нет, не похож был Караджале на тех кабатчиков и владельцев пивных, которых он сам описал в своих рассказах.

В СИНАЕ

С наступлением лета 1901 года у Караджале, как всегда в эту пору, появилась еще одна забота, которой он придавал большое значение: независимо от того, как шли его материальные дела, нужно вывезти детей из города. Его дочь Екатерина рассказывает:

«Когда начиналась летняя жара, отца охватывала паника, и он увозил нас в Синаю, собираясь с такой поспешностью, как будто мы бежим от пожара. Как только он устраивал нас в прохладе, он возвращался в Бухарест. Он уезжал из Синаи утром и возвращался вечером, говоря, что едет по делам. Он не мог долго находиться в Синае, в этой узкой долине, зажатой со всех сторон высокими горами, которые, по его выражению, «как будто валятся тебе на голову».

Так было и летом 1901 года. Директор-издатель «Мофтул ромын» и хозяин только что открытой «Кооперативной пивной» бросает все дела и увозит семью в Синаю. Там он снял дачу в уже знакомом районе, где не нужно было «карабкаться» в горы. Но предоставим снова слово его дочери:

«Во дворе отец построил себе барак из досок с крохотным оконцем и маленькой дверью. Внутри был ковер из овечьей шерсти с резким запахом. Там же стояли письменный стол и диван; на стенах висело несколько фотографий, на столе — ацетиленовая лампа. Это убежище предназначалось отцом для работы. Но как только Димитриу начинал играть, отец выходил за порог своего убежища и после недолгого колебания, подчиняясь своей музыкальной страсти, оставлял работу и шел к нам».

Пианист Димитриу занимал в Синае соседнюю дачу и должен был учить детей Караджале музыке. На самом деле он занимался только тем, что играл для их отца. Димитриу был толстым, коротконогим человеком с вульгарным лицом и грубыми манерами. Трудно было угадать в нем музыканта. Тем не менее он был выдающимся пианистом. Караджале его очень ценил, хотя и вышучивал и присвоил ему кличку «маэстро Метрономиде».

Дочь Караджале продолжает свой рассказ: