Каракумы. 45° в тени

Выбравшись из кабины своего ЗИЛа, ими обоими любовался Оразгельды…

Вера подошла к прорабской и увидела Юсупа Бердыева. Он подавленно смотрел на Круглова и девочку, продолжавших кружить на площадке. Мгновенно приняв решение, Вера крикнула:

— Марина, немедленно слезь! — И повернулась к водителю: — Ораз, ты когда уезжаешь в город?

— Минут через сорок, — сказал Оразгельды.

— Мы едем с тобой, — решительно заявила Вера. — Собирайся, Марина, мы едем к бабушке.

Круглов остановился, поднял девочку и осторожно поставил на землю.

…В своем вагончике Вера собирала Маринины вещи, бросала их в сумку. Дочка плакала:

— Я не хочу уезжать отсюда, мне здесь нравится. Ты же мне обещала… Я не поеду к бабушке.

Вошел Круглов.

— Вера, — сказал он, — мне надо поговорить с тобой.

— Нам не о чем говорить. Ты очень подло ведешь себя. Уходи, я не могу тебя видеть,

Марина, удивленная вспышкой матери, перестала плакать.

— Дядя Володя хороший, — сказал она. — Зачем ты его ругаешь?

— Выйди-ка на минутку.

Вера взяла ее за руку, вывела из вагончика. Вернувшись, закрыла дверь.

— Ты зачем пришел? — спросила она как можно более сдержанно.

— Мы должны все забыть и начать сначала.

— Ах, вот оно что — сначала… И Юсупу тоже начать сначала? Вернуться к семье, которую он ради меня оставил? Я правильно поняла?

— Марина ведь наша. Твоя, моя… А для него она будет чужой.

— Твоя? Разве не ты меня посылал под нож, когда я была беременной?

— Посылал. А теперь, когда я смотрю на нее, мне страшно даже подумать, что я мог предлагать такое. Я был мальчишка, дурак…

— И трус. Ничтожество. Боялся обременить себя.

— Я все понимаю, но сейчас ты не нрава.

— Иди, Круглов, и не путайся под ногами, — попросила Вера. — Будь хоть теперь человеком.

Круглов вошел в вагончик напротив. Через несколько секунд он вновь появился на улице, держа одну руку в кармане брюк, и стремительно направился к Вере.

Она в это время сажала плакавшую Марину в кабину ЗИЛа. Рядом стояли Юсуп и Оразгельды. Юсуп настороженно посмотрел на руку Круглова, засунутую в карман, и шагнул к Вере, готовый, если понадобится, в любой момент защитить ее.

Круглов вытащил из кармана деньги, и оторопевшая от неожиданности этого жеста Вера механически приняла их.

— Купишь ей что-нибудь, — сказал Круглов.

Опомнившись, Вера швырнула деньги ему в лицо.

Круглов посмотрел на замершую Марину, на Веру, на деньги, рассыпанные по земле, и медленно удалился.

Вера устроилась на сиденье рядом с дочерью, захлопнула дверцу. Машина тронулась.

Подул ветерок, зашуршали по песку денежные купюры.

Машина была уже далеко, а Юсупу, стоявшему на том же месте, все слышался плач Марины.

Небо, еще недавно прозрачно-синее, будто выгорело.

На строительной площадке медленно разворачивались работы — рыли траншеи, укладывали и сваривали трубы, возводили наземные помещения под монтаж оборудования.

Бригада Володи Круглова изолировала трубы.

Юсуп Бердыев подошел к бригадиру, хлопотавшему возле гудронатора.

— Круглов, — сказал начальник участка, — выдели трех человек на вторую скважину.

— Зачем?

— Бетонку делать. На складе им выдадут все, что нужно.

Юсуп пошел дальше. Как всегда, он с утра обходил участок…

…На второй скважине Марко Птиченко, Халык и Круглов были заняты бетонированием.

— Говорят, ты филолог? — спросил Круглов.

— Да, окончил в прошлом году, — сказал Халык.

— Что же тебя занесло сюда?

— Материал собираю. Книгу буду писать.

— Писатель, что ли? — осведомился Марко.

— Вроде, — стушевался Халык. — У меня пока два рассказа опубликовано. Роман вот хочу попробовать.

— О чем же он будет?

— О пустыне, конечно. Многие пустыню считают мертвой. А мне она живой представляется. Как другим океан или море. Она и цвет меняет, как море. Дураки придумали называть ее мертвой. Жестокая — да. Любая великая сила бывает жестокой, бывает доброй — у природы свои причуды, своя стихия, но у живой — не мертвой. Пески, между прочим, живут, постоянно перемещаясь в определенном пространстве, а если нарушают его, то опасливо, словно боятся ветров, которые норовят разнести их по белу свету, а потом лишь играть ими, как уличным сором.

— Весь роман про песок? — перебил Круглов, теряя интерес к будущему произведению.

— Не весь, конечно.

— Интересно, как это писателям удается писать такие толстые книги и без ошибок? — спросил Марко. — Вот этого я никак не могу понять. Слышишь, Халык? Такие толстые и без ошибок.

— В издательстве есть корректоры, — сказал Халык. — И если писатель сделал ошибку, то корректор ее исправит

— Любую ошибку?

— Любую.

— Хорошо устроились эти писатели, — засмеялся Марко.

Скважину разорвало внезапно. И под ними мгновенно вырос воспламенившийся фонтан газа.

От строительной площадки, от других скважин и из поселка люди бежали к месту аварии.

На крыше магазина в близлежащем ауле стоял продавец Мамед и смотрел в бинокль. Смотрел в ту сторону, где только что произошел взрыв.

Из аульных домов торопливо выходили люди — мужчины, женщины, старики, дети, по улочкам стекались, на площадь, где, помимо магазина, располагались и сельсовет, и правление колхоза, и древний колодец, вокруг которого некогда образовался аул.