Карандаш плотника

И тут грохнула вся тюрьма:

Свободная!

Эрбаль узнал о победе много раньше. Узнал от побежденных. Вопреки общему мнению, рассказывал он Марии да Виситасау, тюрьма – это место, где можно получить самую надежную информацию. А новости, услышанные из уст проигравших, обычно самые достоверные. Барселона пала в январе, Мадрид – в марте, Толедо – 1 апреля, именно 1 апреля – хочешь верь, хочешь не верь. Сдача каждого города оставляла след на лицах узников – морщину, черные круги под глазами, о ней можно было догадаться по вялой походке, неряшливому виду. Под бомбами дурных вестей узники тащили на своих плечах по тюремным коридорам и двору усталость разгромленной колонны. И с новой силой, как вирус, ждавший своего часа в миазмах, по тюрьме пошли гулять болезни и эпидемии.

Доктор Да Барка брился по-прежнему каждый день. Тщательно умывался под краном и осматривал себя в маленькое зеркало с трещиной посередине, которая делила лицо надвое. Он каждый день причесывался, будто собирался на праздник. И чистил стоптанные ботинки, которые всегда сверкали – как сепия на старой фотографии. Он заботился о житейских мелочах, как шахматист о своих пешках. Доктор попросил Марису принести фотографию. Потом передумал.

Забери, пожалуйста, мысль эта была не слишком удачной.

Она не смогла скрыть огорчения. Кому приятно получить назад свою фотографию, особенно из тюрьмы.

Я не хочу, чтобы ты оставалась в этих стенах. Лучше дай мне какую-нибудь вещь. Чтобы я мог с ней спать.

У нее на шее была повязана косынка. Она протянула ее доктору. Их разделяло расстояние в метр. Но любые прикосновения были запрещены.

Эрбаль вмешался. С напускным безразличием обследовал косынку. Хлопчатобумажная, с красным греческим орнаментом. Как бы ему хотелось вдохнуть ее аромат! Все красное запрещено, сказал он. И это было правдой. Косынка вернулась к Марисе.

Я ухожу от тебя, сказал Эрбалю покойник вскоре после окончания войны. Попробую отыскать сына. А ты о нем случайно чего-нибудь не знаешь?

Он жив, я тебя не обманул, ответил гвардеец, начиная злиться. Когда мы пришли за ним, он уже успел скрыться. Позднее нам стало известно, что он, прикинувшись слепцом, сел на рейсовый автобус. В черных очках и так далее… Хотя трупы по обочинам дороги он, надо полагать, отлично разглядел. Его след мы потеряли здесь, в Корунье.

Ладно, попробую все-таки поискать. Я ведь обещал дать ему несколько уроков живописи.

Сомневаюсь, чтобы он теперь думал о кистях и красках, резко бросил гвардеец. Он, как крот, зарылся в какую-нибудь нору и сидит, боясь нос высунуть.

Как только художник покинул его, Эрбаль – чего он и опасался – снова почувствовал недомогание. С деверем он не сжился, поэтому переехал от сестры – попросил позволения ночевать в тюрьме. По утрам, едва встав с постели, он чувствовал головокружение, будто голова не желала подниматься вместе со всем телом. Теперь он вечно ходил с недовольной миной.

Доктор Да Барка выводил Эрбаля из себя своей самоуверенностью. Своей невозмутимостью. Улыбкой пророка Даниила.

Железный Человек не преминул воспользоваться отлучкой художника. И Эрбаль выполнил его приказ.

Он написал донос на доктора Да Барку. Вернее, доложил начальству о том, что знал не первый день.

У доктора имелся подпольный радиоприемник. Детали ему передали с воли – они были спрятаны в коробках, поступающих в лазарет. Пружинный матрас служил антенной. Организация заключенных тотчас придумала дежурства по оказанию срочной помощи больным – чтобы таким образом замаскировать истинную причину своих слишком частых ночных визитов в лазарет. Эрбаль застал доктора в наушниках. Тот с хитрющей улыбкой заявил, что это фонендоскоп. Но Эрбаль полным идиотом не был.

В своем донесении он упомянул еще одну вещь. У него имелись серьезные подозрения. Доктор Да Барка, по всей видимости, снабжал некоторых больных наркотиками.