Снова смотрю на Келси: ее волосы немного падают на лицо – и это напоминает мне желание убрать волосы с лица Флоры. От этой мысли улыбаюсь. Келси поднимает взгляд, видит улыбку, и ее глаза загораются.
– Ты только что помог мне понять, как ответить на один из вопросов!
– Да?
– Ага. Что тебе больше всего нравится в отношениях с Оливером? Его улыбка. Она
И у меня снова нет никакого остроумного ответа. Все мысли, проносящиеся в голове, кажутся слишком неловкими, чтобы высказывать их вслух.
Но Келси уже опустила голову и смотрит в телефон.
– Э-э-э, твоя – тоже. – Она не слышит меня. – Твоя – тоже! – говорю громче.
– Моя тоже что? – растерянно поднимает голову Келси.
– Твоя улыбка. Она тоже заразительная.
Ее глаза снова вспыхивают.
– Он милый. Это второе, что нравится мне в отношениях с Оливером.
– Ты – тоже, – отвечаю. Она опять не слышит меня, но на этот раз я не утруждаю себя повторением.
60. Флора
Когда открываю глаза, на меня снова пристально смотрит обеспокоенная мама.
– Привет, дорогая!
Осторожно сглатываю. Все еще обжигающе, но уже не как лава, а как слишком быстро выпитое горячее какао.
– Привет, мам, – говорю медленно.
– Тебе лучше? Похоже, тебе немного лучше! Позвать сюда Джои?
Но ей не нужно ничего делать, потому что он внезапно оказывается тут и улыбается, будто рад меня видеть.
– Проснулась! – объявляет он. – Мы скучали по тебе, детка.
Я снова сглатываю.
– Как Оливер? – спрашиваю.
Джои держит планшет и записывает что-то, но я вижу, как он корчит гримасу.
– О, Ромео в порядке. Его подружка явно не дает ему скучать.
– Точно, под… – замолкаю, чтобы сглотнуть, и в горле становится горячее. Это уже больше похоже на лаву.
– Твои подписчики и фанаты тоже переживают, – говорит он.
– Кто?
– А, да, ты, наверное, не проверяла телефон, – говорит Джои.
– Оливер рассказал всем, что ты заболела, но поправляешься, – вклинивается мама. – Он спросил у меня разрешения, и я согласилась. Надеюсь, ничего страшного?
Я так растеряна, мне слишком больно спрашивать обо всем, что хочется узнать.
– Итак, твоя болезнь протекает почти так же, как у мужчины с самолета. Это хорошо, – продолжает Джои.
– Почему это хорошо? – резко спрашивает мама.
Джои говорит дальше:
– Кажется, твой вирус концентрируется в горле. Это тоже хорошо.
Мама смотри на Джои, ожидая подробностей, но тот снова начинает писать.
– И почему это все – хорошо? Моей дочери невыносимо больно глотать, и я молчу уже о том, чтобы разговаривать.
– О, ну, это хорошо для тех, с кем она общалась. Мужчина с рейса кашлял и чихал, а это более быстрый способ распространить заразу. У Флоры эти симптомы пока не проявились, поэтому она, к счастью, сохраняет все микробы в себе.
– Ну да, к счастью, – саркастично отвечает мама.
Джои поднимает на меня взгляд от своих записей.
– Ты уже больше похожа на себя, к щекам возвращается румянец. Мы поддерживали водный баланс через капельницу в руке, но я принесу тебе немного желе. Горлу будет полегче. Есть вопросы?
Я открыла было рот, но он перебил меня:
– Извини, дурная шутка. Знаю, что у тебя болит горло. Скоро вернусь.
Мама провожает его взглядом и поворачивается ко мне:
– Флора, я так рада, что ты проснулась! – Она крепко сжимает мне руки.
Мой рот снова открывается, но она говорит:
– Не надо ничего отвечать. Простой знай, что я счастлива. – Мама сжимает мои руки сильнее.
Я киваю, улыбаюсь и хочу спросить что-нибудь об Оливере, но даже не знаю, что. Мама не сможет рассказать мне, о чем все это время думал Оливер, что делал, пока я спала. Хочется спросить про этих предполагаемых фанатов и подписчиков, о которых говорил Джои.
Она склоняется ближе.
– Оливер…
Но Джои возвращается в палату, неся желе и пудинг. Может быть, он не считает меня отвратительным переносчиком заразы, как считал Оливер и как, должно быть, считает сейчас, когда я и вправду больна.
Но даже жевать мягкое желе утомительно, и к тому моменту, как я заканчиваю половину чашки, мои глаза закрываются. Ложка падает из руки, когда я засыпаю, но кто-то, должно быть, ловит ее, потому что я не слышу, как она бьется о пол.
61. Оливер
Больше всего из моей квартиры мне, наверное, не хватает ее полуночного очарования. Не то чтобы там было тихо, ведь в старом, довоенном, здании постоянно скрипят полы и где-то звякают трубы. Мне не хватает ощущения середины ночи и осознания того, что все остальные в доме спят или засыпают, того чувства, когда встаешь в два сорок два и идешь по квартире будто чужак, прокравшийся на вечеринку.
Совсем не похоже на два сорок два в больнице, где ночь не отличить от дня, а люди постоянно работают, все время заходят в палату и выходят отсюда. Можно, конечно, выглянуть наружу и увидеть, что там темно, но особой погоды это не делает.
Теперь смотрю в окно, и хотя Майами – большой город, звезд здесь больше, чем в Бруклине.
Интересно, что снится Флоре? Снюсь ли ей я?