Читаем Карантин полностью

Карантин

– Я опаздываю! О, жду не дождусь, когда смогу обнять тебя без этого всего! – Она обхватывает меня руками. – Люблю тебя, Оливер. Прошу, напиши, когда поедешь в аэропорт…

– И в аэропорту, и в самолете. Понял, мам.

Она снова странно шмыгает носом и спешит к двери, волоча чемодан за собой. В коридоре ее костюм химзащиты отправляется в корзину, а чемодан опять падает и едва не сбивает с ног врача. Мама поднимает его и уходит.

Мы с Флорой смотрим друг на друга, штора все еще распахнута.

– Спасибо, Флора.

– За что?

– За… все.

Прежде чем она успевает сказать что-то еще, появляются ее отец и Голди.

Как так может быть, что мне уже ее не хватает?

98. Флора

– Это твои последние часы тут, – говорит папа. Он похлопывает меня по ноге и издает странный гортанный звук.

Голди опускает руку ему на плечо, и у меня даже не возникает желания пнуть что-нибудь.

– Прямо не верится, – говорю.

– Я так рада, что ты в порядке, Флора, – говорит Голди. Удивительно, что не «мы».

Но я прикусываю язык и отвечаю:

– Спасибо. Спасибо за то, что приехали навестить меня. Оба.

Отец кивает и снова издает этот гортанный звук. Точно так же он делал, когда рассказывал, что они с мамой разводятся.

– Думаю, вам стоит приехать в Нью-Йорк, – говорю. – Может, повидаться с Рэнди, познакомиться с моими друзьями.

– С радостью, – отвечает папа.

Он смотрит на Голди, и та тоже кивает.

– Я не была в Нью-Йорке со времен старшей школы.

Моя первая мысль: «Прошло всего несколько лет» – но я отвечаю:

– Ты была когда-нибудь в Бруклине?

– Что, прикалываешься? – громко спрашивает она с кошмарной, типично бруклинской интонацией, от которой у меня вянут уши.

Пытаюсь улыбнуться, но папа говорит:

– Голди, это было ужасно.

Они смеются, и я тоже не могу сдержаться:

– Получается, не была? – И мы снова смеемся.

– У тебя все готово к полету? Мама прислала тебе посадочный талон? – спрашивает папа, оглядывая палату.

– Ага.

– Ты проверяла? У тебя есть место?

– Кеннет, она уже летала самолетами раньше.

– Знаю, но в этот раз все иначе.

– Почему? – спрашиваю.

– После всего, через что ты прошла, – говорит папа, взмахивая рукой. Я смотрю на него, ожидая продолжения, и он говорит: – Хотя кого я обманываю? Ты можешь облететь вокруг Земли и остаться крутым огурцом.

– Крутым огурцом? – спрашивает Голди.

Папа вновь взмахивает рукой.

– Ну, знаешь, спокойной, расслабленной, круто-о-ой.

Мы с Голди переглядываемся и смеемся.

– Ты делаешь успехи в молодежном сленге, – поддразниваю его.

Мы смотрим шоу «Разумная цена», как обычно во время утренних визитов, потом приходит пора прощаться.

Папа крепко обнимает меня, и это такой уютный и родной жест. В последний раз мы обнимались на прощание в аэропорту Доминиканской Республики. Я была так зла на них с Голди за то, что они испортили мне весенние каникулы: забрали меня от Бекки и Дженны, от мамы. Но теперь я лишь благодарна за шанс познакомиться с Оливером. Пусть даже он брезгует мной и ненавидит меня.

Обнимаю Голди и на этот раз позволяю себе расслабиться в ее руках.

Злость ушла, но стопроцентного счастья все равно нет. Хотя знаю, что это нормально. Понадобилось время, чтобы вылечиться от моно, и точно так же понадобится время, чтобы восстановиться после всех перемен, произошедших в семье. Это я уже проходила.

– Люблю тебя, Флора Крутышка. Думаю, мы не скоро забудем эти весенние каникулы.

– Люблю тебя, пап. – Смотрю ему в глаза, когда говорю это, и он снова обнимает меня и издает этот гортанный звук. Голди обхватывает его за плечи по пути из палаты. Они снимают свои костюмы химзащиты и становятся у окна, посылая мне воздушные поцелуи. Папа трет глаза.

Потом они разворачиваются и уходят по коридору вдвоем, держась за руки.