Карантин

Появляется такси, и парни толкают наши кресла к машине, покрикивая на толпу. Водитель выскакивает, подходит другой работник с нашими чемоданами на тележке, и они забрасывают это все в багажник. Смотрю, как Флора встает со своего кресла, и понимаю, что должен сделать то же самое. Может быть, после поездки в кресле я разучился ходить, потому что, кажется, не в силах пошевелиться.

Подбегает какая-то девушка и вдруг оказывается прямо рядом со мной. Странно, что кто-то стоит так близко ко мне и не в костюме химзащиты, так что я слишком поражен, чтобы открыть рот или что-то сделать.

Флора оборачивается как раз в тот момент, когда девушка склоняется ко мне. Флора кричит:

– НЕТ! Он не хочет!

И я резко вырываюсь из оцепенения, отворачиваюсь и выпрыгиваю из кресла.

Флора быстро садится в машину, хватает меня за руку и затаскивает внутрь. Я молниеносно захлопываю дверь.

В машине так тихо по сравнению с хаосом снаружи. Мы просто смотрим друг на друга, тяжело дыша.

– Думаю, в руководстве нужна глава «Согласие», – говорит Флора.

– Да. Думаю, это важно, – отвечаю.

Водитель запрыгивает обратно в машину, оглядывает толпу и нажимает на гудок. Толпа рассыпается, и мы едем в аэропорт.

Пытаюсь разглядеть все в окно, но мы едем слишком быстро, чтобы мозги поспевали за происходящим.

– С тобой во время полета все будет в порядке? – спрашивает Флора, когда мы останавливаемся на перекрестке.

Сначала мне кажется, что она издевается надо мной, но затем вижу озабоченный взгляд.

– Почему нет?

– Не почему. Просто в последние тридцать дней мы много всего пережили, а судя по предыдущему нашему перелету, я знаю, что ты не лучший летун в мире.

– Мы много пережили, да. – Не знаю, почему слово «мы» заставляет меня улыбнуться.

Флора смеется и вновь отворачивается к окну.

102. Флора

Мы подъезжаем к аэропорту, а мозг все еще перегружен. На тротуаре полно людей. Вдруг становится понятно, что все они кричат и скандируют, пялясь на нашу машину. По крайней мере, на этот раз их сдерживает охрана аэропорта.

Оливер в ужасе поворачивается ко мне.

– Мы справимся, – говорю. – Держи мою руку и не обращай на них внимания. Они не смогут прорваться через охрану.

Смотрю ему в глаза, и пусть сам он неспокоен, меня успокаивают его прохладные, как бриз, глаза. Так хочется поцеловать его. Но я не собираюсь давать этой толпе маньяков то, чего они добиваются.

Водитель выпрыгивает из машины, катит наш багаж к стойке регистрации на обочине.

– Ты готов? – спрашиваю Оливера. Он протягивает мне руку, и я сжимаю ее. Он смотрит на наши руки, потом мне в лицо, кивает и сжимает мою руку в ответ.

Выхожу из машины первой, а он следует за мной. Люди кричат то же, что и раньше. Снова скандируют:

– Поцелуй!

Это уже не так меня беспокоит, может, потому что я уже видела все у больницы или потому что держу Оливера за руку, и меня вообще ничто не может побеспокоить.

Мы встречаем водителя у кассы, и я быстро подсчитываю его чаевые. На секунду отпускаю руку Оливера, чтобы протянуть деньги. Оливер тянется к своему бумажнику.

– Отдашь потом, – говорю.

Он начинает было возражать, затем оглядывает толпу и быстро кивает.

– Спасибо.

Передаю женщине за стойкой свой посадочный талон и документы. Люди еще громче кричат: «Поцелуй! Поцелуй! Поцелуй!» – но женщина даже глаз не поднимает, когда проверяет мой чемодан. Произносит, перекрывая крики:

– Приятного полета!

Быстро регистрирует Оливера и говорит:

– В следующий раз будь аккуратнее со своей девушкой. Не тащи ее за собой вот так. А то пошлю твой багаж на Аляску. – Она протягивает документы и посадочный талон. – Приятного полета!

– Э-э-э, спасибо, – отвечает Оливер.

Снова хватаю его за руку, бросаю последний взгляд на работников аэропорта, сдерживающих толпу людей, и веду его внутрь. Оливер оглядывается, посматривая на указатели, но я уже тащу его к зоне досмотра.

– Не слушай кассирш и вообще никого, – говорю по дороге.

– Никого?

– Окей, можешь слушать меня.

– Мне нравится тебя слушать.

Я улыбаюсь.

– В смысле: подслушивать?

Мы становимся в очередь, и я наконец отпускаю его руку. Быстро оглядываюсь, но никто не обращает на нас внимания и, кажется, не узнает.

Оливер отвечает:

– О, это мне особенно нравится. – Он лукаво улыбается.

– Хештег «карантивредина», – говорю я.

– Хештег «королевадрамыкарантина».

– Что? Это вообще бессмысленно, – смеюсь.

– Как это бессмысленно? – протестует Оливер.

– А какой в этом смысл?

– Напомни мне, о чем мы?

– Я хотела спросить то же самое, – отвечаю.

Оливер снова смеется, и мы почти подходим к началу очереди.

– Эй, тут я с тобой познакомился, – говорит он, смущаясь.

– Ты уверен, что у тебя нет жара? Мы познакомились в самолете, – напоминаю. – Потом была вся эта история с ЦКЗ, когда мы приземлились и отправились на карантин.

– Не припоминаю, – говорит Оливер.

Легонько пихаю его локтем в живот, и он берет меня за руку. Я все еще не привыкла чувствовать чью-то обнаженную кожу на своей.

Кажется, Оливер – тоже, потому что он снова смущается и отпускает руку. Мы чуть продвигаемся в очереди.

– Там была женщина, она разговаривала по телефону, – говорит он.

– Хм? Где?