– А-а вот и они! – радостно машет рукой Карлик. – Мы вас прямо заждались. Да вы проходите, проходите. Пододвиньте к столу этот диван и садитесь. Вы у нас прямо как цыгане, даже в пути петь умудряетесь. Нет нет…здесь отличная шумоизоляция, так что мы ничего не слышали. Это всё охрана. Осторожнее, говорят, Ян Викторович, присмотритесь к тому бородатому, он очень опасен. А я вот нахожу этого молодого человека весьма симпатичным и абсолютно безопасным. Я ведь прав?
Глазки Карлика, комариными хоботками впиваются в усаживающегося на диван Геракла, который предпочитает не отвечать на вопрос.
Сейчас, когда я оказался внутри, всё это: помещение, стол, сидящие за ним люди, видятся совсем в ином свете, чем то, что я наблюдал в циферблате часов. Я будто «чокнутый профессор», следивший за заражённой клеткой в микроскоп, внезапно сам оказался внутри этой клетки. Микробы выросли до невообразимых размеров, а самые опасные из них сидят на расстоянии вытянутой руки.
Мы оказались в торце овального заставленного закусками и выпивкой стола. Первым делом, я нахожу взглядом своих. Они сидят справа, Буратина, а за ней Светка. Она молодец, ни капли не раскисла. Чёрные зрачки по- прежнему вызывающе блестят, в уголках полных подведённых губ добрая улыбка. «Спасибо, что пришёл – глаза пускают искорки, а потом виновато опускаются к столу. – Прости…ты был прав!».
Буратина не улыбается, но в его глазах тоже горят лучики надежды. Эти рыжие лисьи зрачки не знают чувства вины. Да какая разница, может быть это и к лучшему.
На противоположном конце, уткнувшись в раскрытый ноутбук, сидит Герман, который будто и не заметил нашего прихода. Стёкла его очков отражают голубые блики от экрана и не понятно, пялится ли он в компьютер, или внимательно изучает вновь прибывших. Слева, в центре стола, развалился на кресле Карлик. Одну ногу он закинул на подлокотник, и она висит, демонстрируя бледную куриную голень и сверкающий похожий на детский ботинок. Левая рука Яна закинута за голову, а в правой он продолжает держать револьвер, ствол которого ходит туда сюда вместе с танцующей в такт речи кистью.
– Э-эх, если бы вы знали, как я обожаю живые звуки музыки. Я ведь в детстве тоже играл на струнных. На виолончели музицировал. И знаете, мне даже доводилось играть на органе.
Даже этот подростковый голос кажется здесь совсем другим, а глаза. Эти маленькие хищные глазки, как два стальных крючка, если зацепился, уже не соскочишь.
– Мы какое-то время жили в старушке Европе. Там я посещал множество кружков. Учился играть на инструментах, рисовать, петь. Я изучил три языка, и одно время пел в церковном хоре. Мои родители прививали мне любовь к возвышенному…к искусству. Но, похоже, они перегнули палку. Как известно, всё то, что навязывается, отталкивает, а запретное, как раз таки начинает вызывать интерес. Меня, как и множество мальчиков из приличных семей стали одолевать пороки, как то вожделение к распутным женщинам, выпивка, лёгкие (ещё тогда) наркотики, курево. Одним из таких пороков была страсть к русским блатным песням. В них было всё: острота слов, жаргон, смелые мысли. Они нравились мне за то, что в них не было фальши, в которой, как в болоте тонула вся моя юность. Дерзкие парни из России пели о налётах, красивых женщинах и шальных деньгах. Одним из полюбившихся мне тогда бардов, был Высоцкий. Вы, кстати, чем-то на него похожи. Можете гордиться. – Ствол пистолета задерживается на груди Геракла.
– Вообще-то, я похож на своего отца. – Геракл берёт стоящий перед ним стакан, рассматривает на свет, плещущуюся на дне рыжую жидкость. – Земля ему пухом. – выливает в открытую пасть виски, бесцеремонно хватает яблоко, смачно откусывает от него добрую половину. – Мне интерешно…– говорит набитым ртом, – а ваш папа тоже был…– поднимает ладошку чуть выше стола, держа её параллельно полу.
– Нет…отец был нормального среднего роста, как собственно и мама. – Ничуть не обидевшийся Ян пожимает плечами. – Мы с братом однояйцевые близнецы. Видимо что-то пошло не так. Генетический брак, а может наоборот…Словом после десяти лет мы внезапно перестали расти. Но вы, наверное, знаете, что физический недостаток всегда хочется чем-то компенсировать. Рост физический, мы заменили на рост моральный и финансовый. Теперь мы с братом чувствуем себя лучше, чем любой атлет и записной красавец, так что я даже благодарен маме с папой за этот небольшой дефект, которым нас наградили.
Карлик берёт бутылку и разливает оставшийся на дне напиток по четырём стаканам.
– Давайте выпьем за нашу незабываемую встречу, за эту бесконечную ночь и за предстоящую игру. – Он поднимает свой стакан.
– Нас вроде шестеро – недовольно рявкает Геракл, тем не менее, поднимая свой стакан.
– Девушка отказывается пить, Герман тоже с утра ни-ни, он у меня правильный.
Перед тем как выпить снова смотрю на Светку. Она улыбается, будто от попавшего на лицо луча солнца. Я подмигиваю и проглатываю тёплую маслянистую жидкость, которая тут же приятно согревает пищевод.