Читаем Карасёнки-Поросёнки полностью

Одолжив у Жорика конфету, Лёшка повёл отряд по берегу, туда, где уже разгорался костёр. Возле него метались тени капитана Славина, лейтенанта Серёги и других военных, свободных от дежурства. Командовал ими улыбчивый белобрысый крепыш, в котором без труда можно было узнать Лёшкиного папу.

– Колбасу взяли? – спросил он и на всякий случай дал Лёшке подзатыльник.

– Взяли! – отскакивая ответил Лёшка. – Толька она у них какая-то сухая, не ужуёшь.

– Ничего, размочим! А пока мечите на стол, что у кого есть.

Через минуту клеёнка, расстеленная у костра, скрылась под горой еды. Кроме колбасы и хлеба, тут были кильки в томате, варёные яйца, виноград, помидоры, печенье, кусок курицы, тыквенные семечки, надкушенное яблоко, плавленый сырок «Дружба», бутылка лимонада и ещё много чего. А над всем этим богатством возвышался красавец-арбуз, поблёскивая в пламени костра полосатым боком.

Так питательно Жорик ещё никогда не ел, да и все остальные тоже.

* * *

А потом пошли вкусные разговоры, когда даже не важно, о чём говоришь, а важно слышать голоса собеседников, с которыми, вроде бы, знаком всю жизнь и, кажется, уже никогда не расстанешься…

Улучив небольшую паузу, капитан Славин сказал:

– Серёга, давай…

– Нашу? – спросил лейтенант Серёга, доставая из темноты потрёпанную гитару.

– Нашу! – словно эхо повторил капитан.

Серёга, пробежал пальцами по струнам, застенчиво кашлянул и вдруг запел неожиданно чистым голосом

Ветер полощет палатку,Трётся о камни прибой.Синее небо в белых заплаткахПлещется над головой.Вновь над скалистой грядоюЧайки лениво плывут,И, оставляя печаль за кормою,Режет волну Тарханкут.Тарханкут, Тарханкут,Твои скалы надёжный приют.Твои ночи плывут не спеша,Чтоб наполнилась бризом душа.Вечер настроит гитару,Ветер напомнит мотив.Что нам года? Мы с песенкой старойЮность свою возвратим.Солнце багряное тонет,Тлеет кровавый лоскут.Белый маяк, как свечу на ладони,Снова зажёг Тарханкут.Тарханкут, Тарханкут,Твои скалы надёжный приют.Твои ночи плывут не спеша,Чтоб с волной волновалась душа.Слушают чаши радаровЧашу бездонную звёзд,И до утра в степи за казармойЛает невидимый пёс.Дни, как страницы, мелькают,Снова дела нас зовут.Но каждый год друзей собираетСолнечный мыс Тарханкут.Тарханкут, Тарханкут,Твои скалы надёжный приют.Твои ночи плывут не спеша,Чтоб запомнила звёзды душа.

* * *

Сгущалась ночь. На небе разгорались мириады крохотных лампочек. Казалось, они совсем рядом. Капа протянула руку к одной и тут же отдёрнула, чтобы не обжечься. На всякий случай она лизнула палец. Он был солёным. «Значит, звёзды солёные?» – подумала Капа и улыбнулась.

Где-то внизу шумели волны. Мокрая пыль холодила щёки и щекотала ресницы. Одноглазый маяк нащупывал невидимый горизонт. Радары на холмах слушали небо.

Как-то сами собой затихли разговоры. Последним замолчал Лёшка. Но и без разговоров было хорошо и уютно. Что-то сближало и роднило этих разных людей – детей и взрослых, оказавшихся на самом острие мыса, устремлённого в звёздную бездну. Задрав головы, они смотрели и смотрели в огромный иллюминатор, не в силах отвести взгляда от неизбежной и запредельной высоты, где их ждал Тот, Кто умеет просолить звёзды и души, чтобы они жили вечно и мир имели между собою… [1]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Сволочи
Сволочи

Можно, конечно, при желании увидеть в прозе Горчева один только Цинизм и Мат. Но это — при очень большом желании, посещающем обычно неудовлетворенных и несостоявшихся людей. Люди удовлетворенные и состоявшиеся, то есть способные читать хорошую прозу без зависти, увидят в этих рассказах прежде всего буйство фантазии и праздник изобретательности. Горчев придумал Галлюциногенный Гриб над Москвой — излучения и испарения этого гриба заставляют Москвичей думать, что они живут в элитных хоромах, а на самом деле они спят в канавке или под березкой, подложив под голову торбу. Еще Горчев придумал призраки Советских Писателей, которые до сих пор живут в переделкинском пруду, и Телефонного Робота, который слушает все наши разговоры, потому что больше это никому не интересно. Горчев — добрый сказочник и веселый шутник эпохи раннего Апокалипсиса.Кто читает Горчева — освобождается. Плачет и смеется. Умиляется. Весь набор реакций, которых современному человеку уже не даст никакая традиционная литература — а вот такая еще прошибает.

Анатолий Георгиевич Алексин , Владимир Владимирович Кунин , Дмитрий Анатольевич Горчев , Дмитрий Горчев , Елена Стриж

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Юмор / Юмористическая проза / Книги о войне
Броня из облака
Броня из облака

Наверное, это самая неожиданная книга писателя и публициста Александра Мелихова. Интеллигент по самому складу своей личности, Мелихов обрушивается на интеллигенцию и вульгарный либерализм, носителем которой она зачастую является, с ошеломительной критикой. Национальные отношения и самоубийства, имперское сознание и сознание национальное, культурные мифы и провокации глобализма — вот круг тем, по поводу которых автор высказывается остро, доказательно и глубоко. Возможно, эта книга — будущая основа целой социальной дисциплины, которая уже назрела и только ждет своего создателя.В этой книге автор предстаёт во весь рост смелого и честного мыслителя, эрудированного и притом оригинального. В философию истории, философию психологии, философию науки, философию политики, в эстетику, педагогику и проч. он вносит беспрецедентно горькую ясность. Это произведение отмечено и мужеством, и глубиной.Б. Бим-Бад, академик Российской Академии образованияМелихов показывает, какую огромную роль играет в принятии роковых решений эстетическое чувство — фактор, который слишком часто упускают из виду власть имущие. От наркомании до терроризма простираются интересы автора.Я. Гордин, писатель, историкАлександр Мелихов известен как один из наиболее глубоко и нетривиально думающих российских писателей. Его работу можно назвать титанической — по глубине мысли, степени эрудиции и дерзости талантливо затронутых тем (немалая часть из которых является табуированной в современной российской общественной и политической мысли).В. Рубцов, академик Российской Академии образования

Александр Мотельевич Мелихов

Публицистика / Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная проза / Документальное / Эссе