Пока заместитель снимал с покойников декорации, Командир сноровисто собрал боеприпас и выковырял в два приема подходящую яму; оставалось только затащить трупы и обрушить нависающий над выемкой карниз. Задубевшие врастопырку покойники никак не укладывались в небольшой яме, и Иванову пришлось нести из машины винтовку. Надо льдом озер пронесся раскатистый треск коротких очередей, а потом глухо, как в подушку, ухнула третья шашка, сбивая с берез остатки жухлой листвы. Все, конец. Можно ехать, до обеда час остался.
— Ну, за окончание моей последней операции. — вытащив фляжку, задумчиво произнес Командир, и резко забросил голову. — Уф-ф-ф… На.
— Поздравляю, Командир, — с чувством произнес Иванов, закидываясь коньяком.
— Теперь ты Командир. Сейчас приедем, гавриков построим, и передам командование тебе. Готовить по Пыштыму будешь сам, от и до. Все, поехали, садись. Прокачу, будешь потом рассказывать, как сам Командир тебе баранку крутил.
9
Однако Главная угроза ломает темп и неожиданно быстро появляется в дверях. Это Кябир. И это конец, холодно понимает Ахмет. За кидалово не прощают. Или дуплет в него, или… Да что «или». Один раз я уже сунул тебя под молотки… Вот что гнало меня сюда. Река привела меня на суд. Возражений не имею, есть за что ответить; но, граждане судьи, ежли че — не обижаться. Ахмет, не отрывая взгляда от угадывающихся в меху глаз кавказа, плавно опускает ружье, упирая его прикладом в пол — все будет честно. Он видит одновременно всех замерших в ожидании боя врагов, и сзади, и спереди. Да, враг достойный, выжили самые лучшие. Двух прихватить уже нормально, трех — победа. Ну, товарищ Кябир, кому стоим — тело уже приобрело звенящую адреналиновую легкость и жаждет последнего боя. Однако кавказ не трогается с места. Ни грамма не ссыт, чувствует Ахмет. Ненавидит — но чего-то тормозит, ни комочка не упало со снежного чепрака, наброшенного поземкой на его широкую спину. Секунда растягивается, Ахмет чувствует, как дрожит от нетерпения тянущаяся в ладонь рукоять кухаря.
Кябир рыкает, и двое из-за спины боком отходят к стене, глухо царапая когтями бетонную плитку. К Ахмету возвращается медленная манера думать словами —
Выйдя из КП, Ахмет обходит его по широкой дуге и идет в сторону Хаслинской дороги.
Прикончив остатки во фляжке, Командир ведет машину немного резче, чем обычно. Ему до сих пор не удавалось ощутить, что — все, он вышел, выкрутился, свалил из этой вязкой кровавой каши, в которую превратилась спокойная жизнь в…цатом году. А сейчас он вдруг четко, всем телом понял: да, теперь — все. Все получилось. Все кончилось.
Это было невероятно, шансов не было, совсем, однако факт есть факт, вот он — едет с последней в своей жизни операции. Живой, здоровый, и… ну, не богатый, конечно, хотя сегодняшний уровень обеспеченности ему до Пиздеца даже не снился, но так… обеспеченный. Неплохо обеспеченный. Командир улыбается — знал бы этот польский голодранец, живущий на одну зарплату, сколько всякого-разного лежит в сейфе русского недотепы. Если правда, что золото нынче перевалило за полторы штуки, то получается очень даже ничего. Хотя это плохо — золото не от хорошей жизни дорожает, врут товарищи американцы, что загасили этих своих латиносов, врут… Ну да ладно, выедем в нормальный мир, там и разберемся.