Каратель

Впрямь, вокзал. А это — выход на перрон, стопудово.

Дверь заперта, и с первого осмотра стало ясно — надо рвать, больше никак. Постояв в раздумьи, Ахмет принял решение о переносе дислокации, развернулся и рысцой направился на выход.

Присутствие постороннего обжигает обострившуюся в подземелье чувствительность.

Суки, — взбесившись от вмешательства в его планы, Ахмет обошел периметр коттеджа в поиске входного следа.

Ага. Один, что ли? А тебя, друг милый, никто случайно не страхует?

Никто. В коттедже сейчас шарится одиночка. Дрожа от желания отрезать гостю его дурную башку, Ахмет, тем не менее, спрятал кухаря и вытащил глока. Вроде бы не торопясь, но с неуловимой стремительностью Ахмет встает под самым удобным выходом — этот точно будет спрыгивать здесь, нарушать пышный придверный коврик никто не станет. Шуршание наверху продолжается; Ахмет насмешливо наблюдает за звуковой картиной обыска — визитер, похоже, глуповат: нашел только волыны и коробку с баблом. Или, — вдруг догадывается Ахмет. Точно. По осторожным шагам, замершим аккурат над Ахметом, становится ясно — наверху пацан.

Мальчишка не торопится спрыгнуть, внимательно осматривает местность, и Ахмет начинает его уважать — надо же, уже минут десять пасет. Не дурак; явно не дурак. Наконец, решается — из оконного проема показывается голова, осмотреть ближайшие подступы, но внезапно словно из ниоткуда появляется рука, стремительно берущая мальчишку за шиворот, и выдергивает его из коттеджа, как морковку из грядки. Описав ногами широкую дугу, пацан шлепается о землю и вырубается.

Ой-ё-ё-о… Хотя че «ой», вроде нормально… Блин, и не связал… Так, тихо-о-онечко, одним левым.

Сквозь мельтешение в ресницах мальчишка различает чернеющую в полумраке дверь.

В подвале где-то… Сука, он не ебать меня собрался?! Хуй тебе, дядя! Так, резко в дверь, а там посмотрим.

— Не коси, вижу, — насмешливый голос откуда-то сзади-слева. Пацан исподволь подбирается, готовясь сквозануть в приоткрытую дверь прямо из положения лежа.

— Сереж, лежи спокойно.

Блин, какой голос-то знакомый… «Сереж?!»

— И кончай косить, говорю.

Сережик резко садится, ощупывая правую щиколотку — там? Там! Не нашел! Подымает глаза на мужика и замирает с открытым ртом; в голове у него мелькает — попал. И, кажется, куда серьезнее, чем казалось.

Ахмет, видя, что зрачки у парнишки затопили всю радужку, нарочито спокойно сообщает:

— Не бойся, я живой человек.

Какое-то время Сережик не реагирует, но потом что-то прорывается, и он, неожиданно для себя, бросается и хватает единственного знакомого с детства человека за жесткую ткань разгрузки. Горло перехватывает, и из груди толчками лезет прерывистое всхлипывание. Рука Ахмета, мягко опустившаяся на затылок, окончательно добивает его, и он, наплевав на все репутации, в голос воет, размазывая сопли по натовскому зимнику.

— Только трекни кому. Слышь, Ахмет? Реально говорю, хоть через сто лет кому скажешь — зарежу, — через несколько часов, пыхтя под тяжестью вязанки наломаных косяков, старательно запугивает Сережик.

— Резал один такой… — мрачно хмурит брови Ахмет, в душе изнывая от хохота, — щас, еще ходку сделаем, покажу че с ним стало.

В электрощитовой торец стены завален аккуратными пачками разнокалиберного бруса. В принципе, уже давно столько не надо, но Сережику еще жить.

Пусть уж будет, без меня-то он на больничку не сунется.

Сережик тащится от топливного изобилия и постоянно шарит по сторонам настороженным взглядом.

— Ахмет, а Этих точно нет поблизости?

— Точно, — уверенно отвечает Ахмет, косясь на оживленную площадку перед реанимацией, мимо которой они с Сережиком подымаются за последней ходкой.

— Слушай, а почему так? Скажи честно.

— Че — «так»?

— Ну вот, мы с тобой тут ходим, и ниче.

— Они как твою заточку увидят, так и сваливают, пока до нехорошего не дошло, — с самым серьезным видом отшучивается Ахмет.

Сережик надувается и замолкает. На шестом Ахмет толкает Сережика плечом к повороту на этаж.

На самом деле, надо показать — чтоб совсем не расслабился.

— Видишь?

— Ой бля… Ахмет, а как же…? Че, он совсем тупой, что сюда пришел?

— Они его пригнали сюда, двое. Подцепили и привели. Уже на этаже он их увидел, и побежал.

— Н-да, недалеко убежал… А ноги-то как будто отрезаны.

— Это я уже. Берцы-то, что на тебе…

— А-а. Ахмет, пошли отсюда, а? Че-то стремно мне тут без ствола.

— Пошли, «без ствола»… Много ты тут навоюешь, стволом-то…

13