Эти дни представляли собой натуральную пытку для моего рассудка. Я обретал слишком много свободного времени для того, чтобы обдумывать вероятную стратегию врага. И с каждым днем вычислял все больше и больше способов, какими он мог загнать меня в проигрыш. Избавиться от этих навязчивых мыслей было невозможно в принципе. Переключив свое внимание на что-либо отвлеченное, я мог проморгать момент, когда противник перейдет от планирования к активным действиям. Вот и приходилось чуть ли не злонамеренно бичевать себя подобными сомнениями, лишь бы пребывать, так сказать, в нужном тонусе и вовремя отреагировать на вражеский выпад.
Постоянная готовность к нему не была, однако, гарантией того, что в нужный момент я не оплошаю. Даже предугадав ход противника, я часто уступал ему инициативу лишь по той причине, что в этом раунде он наносил удар первым. И потому весьма кстати, что на сей раз нам не пришлось встречать врага во всеоружии. Напротив, сегодня давать ему отпор было противопоказано. Чем сильнее я испугаюсь при встрече с Мангустом, тем меньше он усомнится в правдивости моей игры.
Ну а разве есть лучший способ разыграть страх, кроме как заставить себя испугаться по-настоящему?
Настроившись на это, я все равно не мог позволить врагу застать себя врасплох. И потому вошел в образ оружейного барона сразу, как только мы потеряли связь с «Кодой».
Вектору и Гаеру предстояло вернуться из Москвы лишь завтра, так что мы с Башкой находились в штаб-квартире вдвоем. Я, разумеется, не собирался жертвовать таким ценным сотрудником и пугал его лишь для приличия. А попугав, приказал ему прикрепить к пульту ЦУП, где он дежурил, несколько бумажных фото, которые я нашел в Интернете. На них были изображены молодая женщина и две маленькие девочки приблизительно трех и шести лет – судя по всему, мама и ее дочурки. Кто они такие, ни я, ни мамлюк понятия не имели. Но сегодня этой милой улыбающейся компании предстояло исполнить крайне ответственную роль жены и дочерей Башки. Семьи, которую он любил настолько, что держал ее снимки на виду, даже дежуря на боевом посту.
– Не забудь придумать им имена, – наказал я напоследок электронщику. – Мангуст – парень суровый, но одну его слабость мы знаем: жена и дочка. Так что если он начнет тебе угрожать, дави на жалость и кивай на фотографии – авось и впрямь растрогается и не оставит твоих детей сиротами. Вдобавок с твоей канцелярской рожей ты и близко не похож на головореза, что тоже, в случае чего, поможет тебе выкрутиться.
Сам я переоделся в один из спортивных костюмов Барклая, коих у него в гардеробе отыскался целый ворох, и, напустив на себя сибаритствующий вид, засел в апартаментах, где предался откровенному ничегонеделанью. Мои личные покои, а также прочие разгромленные при штурме помещения боты-ремонтники практически полностью восстановили всего пару дней назад. И хоть кое-где в «Ласточке» еще виднелись следы недавнего ремонта, они уже не позволяли определить причину, по какой тот был затеян.
Как долго продлится мой вынужденный отпуск, трудно было сказать. Интуиция подсказывала, что вряд ли мне придется бить баклуши дольше полутора-двух суток. Хомяков мог нагрянуть сюда сразу после того, как тщательно обыщет «Коду» и захочет разузнать все о нанимателе Яхонта. Но без санкции Талермана он на такую важную шишку, как Барклай, не наедет. А Давиду потребуется время, чтобы хорошенько обдумать, стоит ли овчинка выделки.
Таскать за грудки и колотить мордой об стол Барклая – совсем не то же самое, что допрашивать сопливого дезертира Шашкина. Умник и его покровители старались не переходить дорогу сильным мира сего, к которым, с небольшими оговорками, относился и хозяин «Ласточки». Выбивание у него информации о хозяине «Коды» силой, – а иным способом заполучить эти сведения Мангуст не мог, – угрожало привлечь к Талерману совершенно не нужное ему внимание.
Но как бы то ни было, подготавливаемая Ведомством торпедная атака на Исгор – к такому выводу должен был прийти сегодня Мангуст – вынуждала G.O.D.S. поступиться принципами и пойти на непопулярные меры. Я бродил в раздумьях по апартаментам и расположенной под ними в подвале картинной галерее (к моему стыду, из тридцати двух собранных здесь картин мне были знакомы лишь три или четыре, да и то отдаленно) и, массируя нос и скулы, готовил их к предстоящим испытаниям. Также пришлось заранее ввести себе нейтрализатор сыворотки правды, которой Хомяков явно не преминет воспользоваться. Даже если он знает, что у Барклая есть импланты, обезвреживающие любую вредоносную химию, Мангуст все равно не поленится проверить, а вдруг все это враки, и не удастся ли ему расколоть меня без трудоемкого рукоприкладства.