Каратель (ЛП)

— Мне было девятнадцать, — ответила я, пожимая плечами. — И он был из Испании. Это произошло на его лодке, — добавила я, качая головой от своей юной наивности. Как большинство молодых девушек, я думала, что это что-то значит. И хоть весь опыт был милым, в разы лучше историй большинства женщин, ничего не продлилось больше той ночи. Я была мрачной, недовольной девушкой, всё проведённое время в Италии, а затем в Камбодже, пока наконец не стряхнула всё это.

— Мило.

Люк не выдал никакой информации о своём первом разе, и, честно говоря, у меня было ощущение, что всё было совершенно запретно.

— Слава богу, — простонала я спустя тридцать минут, когда мы наконец-то вошли в номер мотеля.

Он ничем не был похож на мотель в Техасе. Не было никаких причудливых, современных цветовых схем или модных ванных аксессуаров. Краска на стенах была горчичного цвета. На полах лежала плитка. Кровати были заправлены до отказа. В ванной стояла душевая кабинка, туалетный столик, раковина и унитаз. Всё это было таким, как стоит у строителей в каморках, где всё дёшево, и домой написать не о чем.

Но всё было чисто.

И близко к тому месту, где нам нужно было быть.

И это был не мотель «Свободная любовь», который мы проезжала по пути и при виде которого Люк приподнял бровь.

— Это для проституток и бабников, — сказала я, объясняя, почему сразу прошла мимо. — В Бразилии огромная экономика, но здесь плоть всегда будет лучшей товарной культурой.

Это была печальная реальность страны, многих стран.

Но, к сожалению, в плане эпидемического детского и подросткового секс-рабства Бразилия уступала первое место только Таиланду. Я сама видела на улицах пятнадцати и шестнадцатилетних девушек, одетых так, что мне в мои двенадцать становилось некомфортно. Когда я поднимала голову на отца, чтобы задать вопрос, он гримасничал.

— Материальное неравенство в стране всегда хуже всего сказывается на женщинах и детях, — объяснял он. — Иногда, мама выходит работать на улицы, оставляя детей дома, а их похищают и продают в секс-рабство. Оттуда они никогда не выходят. Женские тела пользуются спросом. А при плохой экономике они продают единственный товар, которым обладают, чтобы в желудке была еда.

Может, это тоже должно было стать предупреждением. Может, такая душераздирающая, такая клиническая тема должна была заставить меня задуматься. Но я всё ещё была ребёнком, а затем время надолго похоронило этот разговор, пока не нашлась причина вспомнить о нём снова.

Как кто-то, кто много путешествовал и буквально делил хлеб с проститутками в тех странах, где это было легальной, безопасной и менее стыдной профессией, я не видела ничего плохого в женщине, которая торговала своим телом. Это был её выбор.

Однако, у детей выбора не было.

Меня тошнило от того, что люди зарабатывали на их несчастье.

— Хорошо, иди первая, — сказал Люк, бросая полотенце, которое попало мне в грудь, потому что я слишком сильно задумалась, чтобы обращать на что-то внимание. — Я за тобой.

И правда, будучи настолько уставшей, я ни за что не собиралась ложиться спать с таким липким и отвратительным ощущением. Видимо, я забыла об этой части своих бесконечных путешествий со своим от… с Алехандро. Ты всегда потный, липкий, немного грязный и всегда чётко осознаёшь этот факт.

Так что я практически побежала в душ, настроила воду на нечто среднее между тёплой и прохладной, слегка дрожа. Мои соски затвердели, пока я намыливала свою кожу и волосы и практически стонала от ощущения чистоты.

Я настолько потерялась в этом приятном чувстве, что еле услышала тихий стук в дверь. Этот звук показался практически… нерешительным.

Я сполоснула волосы, выключила воду и потянулась за полотенцем, чтобы просто прикрыться им.

— Да?

Дверь медленно открылась.

И показался Люк.

С глубоким взглядом, который я не могла прочитать.

Но его глаза были сосредоточены на мне.

И в следующий момент он скинул ботинки, а затем потянулся за краем футболки, медленно поднимая тёмную ткань. Невозможно было отрицать вспышку удивления и желание, которые меня охватили от осознания того, что происходит. Сердце ускорилось, и внизу живота поселилась тяжесть.

Он бросил футболку на пол, и я знала, что это потребовало от него усилий, проявления доверия, которое он маловероятно демонстрировал раньше, обнажая шрамы, которые так защищал.

Его голова наклонилась на бок, а руки опустились на ремень джинсов. Он расстегнул пуговицу, между моих бёдер появилось быстрое, яростное, трепещущее ощущение. Предвкушение. Нужда.

Джинсы упали на пол, оставляя его в чёрных боксерах-брифах, которые никак не прятали его напрягшийся член.

Тогда трепет стал чем-то совершенно иным, чем-то более сильным, чем-то на грани боли.

Затем его руки потянулись к эластичной резинке трусов, стягивая их.

И, клянусь, я чуть не кончила прямо на месте.

Его член был напряжён, став больше, чем можно было предположить по его обманчиво худому телу.