Каратила – третий раунд

– Запомни этот день, Котяра, я тебя попросил о помощи, а ты повернулся ко мне задницей. Долг платежом красен. Смотри, когда-нибудь и ты меня о чем-нибудь попросишь, и я поступлю также.

– Да о чем ты, Марик, – удивленно развел руками Кот. – Я бы и рад тебе помочь, но извини, не могу.

Кот вышел из машины и, небрежно засунув руки в карманы брюк, неторопливо пошел в сторону автобусной остановки. «А вот хрен тебе, Марик, – мстительно думал он, – давай-ка теперь сам, без добровольных помощников покрутись, как уж на сковородке. А то, как тебя припекло, так ты, блин, прямо без мыла в задницу влезть норовишь. А потом, когда необходимость отпадет, опять будешь корчить из себя барина, раскидывать веером пальцы и пускать сопли пузырями. Спасибо, знаем мы такие штучки, слава богу, уже ученые».

* * *

На следующий день прибывших в следственный изолятор новичков стали раскидывать по разным камерам. После обязательной беседы с тюремным опером – кумом – свежеиспеченных арестантов, вручив им постельные принадлежности, по одному разводили по назначенным им хатам. Предварительная беседа с опером – это необходимая процедура для того, чтобы заранее выявить возможные источники напряжения между различными заключенными и не допустить перерастания мелких напряжений во что-то серьезное. Начальству в СИЗО отнюдь не нужны чрезвычайные происшествия, в результате которых могут обрушиться карьеры и полететь головы представителей тюремной администрации. Если мелкие происшествия еще можно как-то «замазать», то серьезные случаи могут послужить причиной разбирательства для комиссии «сверху», и что там накопает эта комиссия – одному только богу известно. Поэтому, на этапе комплектации камер арестантов заранее разделяют, избегая помещать «красных» вместе с «черными», новичков вместе с рецидивистами, опущенных рядом с «честными арестантами». Также, в тюремных изоляторах всегда стремятся развести по разным камерам подельников, чтобы у тех не было возможности договориться о согласованных показаниях на допросах у следователя. Вполне естественно, что кроме выяснения общих сведений о вновь прибывшем, во время таких вот задушевных бесед опера вербуют себе информаторов, используя любую зацепку и малейший повод, чтобы надавить на арестанта. Информаторы или, как их называют, «кумовские», используются как для выведывания у других заключенных необходимых следствию сведений о совершенных на воле преступлениях, так и для контроля обстановки в камерах и в целом по СИЗО. В отдельных случаях, по особому заказу, отмороженные «кумовские» могут также использоваться для оказания физического и морального давления на несговорчивых арестантов. Как правило, это происходит в так называемых «пресс-хатах», в которых отдельно от остальной массы арестантов содержатся спаянные бригады физически крепких заключенных, обязанных куму «выше крыши». Обычные заключенные люто ненавидят обитателей таких «пресс-хат», и те платят им той же монетой, прекрасно понимая, что обратной дороги для них нет. Если они пересекутся где-нибудь на пересылках или на «черной зоне», то информация о беспределе, творимом в пресс-хатах, станет всеобщим достоянием, и тогда месть зеков будет неизбежной и очень страшной. Поэтому, всецело зависящие от кума беспредельщики стараются либо отсидеть весь срок в самом изоляторе, либо по протекции кума попасть на «красную зону», где они будут в относительной безопасности. С другой стороны, и сами опера, организующие подобные способы давления на заключенных, зачастую попадают в определенную зависимость от подшефного им контингента. Происходит это, как правило, тогда, когда они превращают свою работу в предприятие по выколачиванию дензнаков из обеспеченных арестантов. В этом случае отморозки из «пресс хаты» и прикрывающие их опера становятся кем-то вроде подельников в преступном бизнесе. К счастью, подобные заведения – явление не очень частое, и для абсолютного большинства арестантов вероятность попасть туда довольно мала. Туда попадают либо особо упертые фигуранты по значимым делам, показания с которых нужно получить любым путем, либо богатенькие «Буратины», с которых нечистые на руку опера хотят вытрясти побольше денег в обмен на безопасность и перевод в «приличную хату».

В просторном, скромно обставленном обшарпанной казенной мебелью кабинете с забранным толстой решеткой окном, старший оперуполномоченный Руслан Манткулов – невысокий сухощавый мужчина на вид возрастом лет двадцати семи, с черными усами и уже начинающей редеть шевелюрой – подошел к своему столу и, взяв оттуда полупустую пачку «Парламента», небрежно двумя пальцами вытащил из нее сигарету. Затем, щелкнув дорогой коллекционной зажигалкой «Зиппо», он с наслаждением сделал первую затяжку и подвинул пачку угрюмому, одетому в дорогой спортивный костюм верзиле, который небрежно развалился на стуле.

– Давай-ка, Урыга, не стесняйся, закуривай. В камере-то, небось, «Парламента» у тебя нет, возьми хоть здесь покури нормальные сигареты.