Караван дурмана

– Извини меня, – его голос дрогнул. – Сам не знаю, зачем к тебе с этими глупыми разговорами пристал. Жаба давит, понимаешь? Ведь такие бабки пропадают! – Он жалко улыбался, но взгляд его был пристальным.

– Это все? – осведомилась Ленка, вскинув голову так, словно всю жизнь училась этому искусству у особ королевской крови.

– Не рассказывай о нашем разговоре отцу, ладно? – просительно произнес Корольков. – Он не так меня поймет.

– Он-то как раз поймет тебя правильно.

– Ну, Леночка…

– Иди уже, змей-искуситель. – Ленка пренебрежительно махнула рукой и отвернулась. – Вернее, ползи.

– Спасибо тебе, – сказал Корольков, пятясь. Его язык беспрестанно ощупывал потрескавшиеся губы, а взгляд был застывшим, оцепеневшим.

* * *

В назначенный срок Ленка разбудила отца.

– Теперь поспи ты, – предложил ей Громов.

– А ты останешься на боевом посту в гордом одиночестве, да? – спросила Ленка. – Будешь пялиться в темноту и играть желваками?

– Пялиться в темноту совсем не обязательно, достаточно держать ушки на макушке. Шум двигателя будет слышен издалека. Мы ведь в степи.

– В степи. Господи, как я ее ненавижу!

Громов выбрался наружу, чтобы осторожно погладить дочь по волосам.

– Ничего, девочка. Скоро мы повернем обратно. Осталось потерпеть совсем немного.

– Всю оставшуюся жизнь, – возразила Ленка, прежде чем отойти со сложенными на груди руками.

Громов вздохнул, постоял с минуту в одиночестве, а потом неожиданно сорвался с места и помчался по дороге так стремительно, как будто преследовал какого-то невидимого врага, самого заклятого из всех, которого может нажить себе человек.

Проследив за его удаляющейся фигурой, Корольков несколько раз присел, наклонился и стал вертеть шеей, словно проверяя, насколько надежно сидит на ней его голова. Когда он принялся скакать на месте, его щеки запрыгали почти так же активно, как он сам, а селезенка откликнулась на сотрясение короткими всхлипами.

– Как самочувствие, Игорь? – поинтересовался Громов, бесшумно возникший из темноты.

– Отличное, – откликнулся порядком запыхавшийся Корольков. – А настроение – самое боевое. – Он вытащил из-за пояса свой пистолет, повертел его в руках, потом подышал на ребристую затворную рамку и принялся протирать ее рукавом своего пальто.

– Спрячь, – нахмурился Громов. – Стрелять тебе не придется.

– А вдруг? – Корольков прицелился из пистолета в темноту, щелкнул языком и сказал: – Знаете, благодаря этому путешествию я сильно изменился. В лучшую сторону. Избавился от многих комплексов, которые только мешают жить.

– М-м? Например?

– Нужно быть хладнокровным и жестоким. Как вы. Никаких бессмысленных рефлексий, никаких терзаний и угрызений совести. – Корольков крутнул пистолет на пальце и, заткнув его за пояс, произнес: – И это правильно.

– Слей-ка мне воду, – попросил Громов, между бровями которого образовалось две вертикальные складки.

– Сначала я размышлял, неужели все это было действительно необходимо? – произнес Корольков, свинчивая колпачок с пластиковой бутылки.

– Лей на руки.

– Я имею в виду то, как вы обошлись с раненым бандитом… Потом этот обыск мертвецов, этот плевок в лицо трупа…

Покончивший с умыванием Громов занялся чисткой зубов.

– Тогда я наблюдал за вами с ужасом: неужели такое возможно? – продолжал Корольков.

– М-м?

– А теперь точно знаю: с бандитами иначе нельзя. Они убийцы, насильники, дегенераты. Топтать людей и заставлять их кричать от боли доставляет им удовольствие. Пусть же теперь сами мучаются перед смертью. Вы очень правильно обошлись с Жасманом. Ваша жестокость совершенно оправданна.

Громов выплюнул белую пену и, хорошенько прополоскав рот, спросил:

– С какой стати ты взялся делать мне комплименты?

Корольков плеснул воду в подставленные ладони:

– Это не комплименты. Просто я хочу высказать вам свою поддержку. Чтобы вы не переживали о том, как выглядите в глазах окружающих.

Громов фыркнул. Вполне естественная реакция умывающегося человека. Но по мелкому вздрагиванию его спины можно было догадаться, что он беззвучно смеется.

– Ты полагаешь, что я переживаю?

– Н-ну, – пробормотал Корольков, – я читал, что даже самые беспощадные убийцы испытывают, гм, некоторые, гм, угрызения совести.

Резко распрямившийся Громов холодно взглянул на собеседника.

– У меня крепкий, здоровый сон, Игорь. Меня не беспокоят кровавые мальчики в глазах. Моя совесть совершенно чиста.

– Психологи…