Караван идет в Пальмиру. Повесть

Большой квадратный двор был опоясан крытыми колоннадами, которые были украшены причудливой резьбой. Стены двора, выкрашенные в красный цвет, имели ниши для статуи, которые еще не были поставлены. Здесь предполагалось поставить изваяния бодисатв и дарителей в человеческий рост. Дорожка, выложенная белоснежными плитами, вела в центральное святилище, стены и пол которого были также красного цвета. Очень торжественно выглядела позолоченная статуя Будды, недавно поставленная, а вокруг этой статуи предполагалось поставить еще несколько скульптур. Их-то и должен был делать Феофил.

Двор этот примыкал к склону холма. Величественные арки вели к длинным сводчатым коридорам. Эти темные коридоры вели к маленьким кельям монахов, сделанным в толще пещеры. Чтобы найти келью монаха, надо было зажечь глиняный светильник, наполненный растительным маслом. Взяв в руки такой светильник, Феофил направился по коридору, тонущему во тьме, к дальней келье молодого монаха, с которым уже успел познакомиться. Монах оказался способным художником. Он сам расписал стены коридоров гирляндами пестрых цветов, изобразил фантастических животных с крыльями птиц. Оранжевое пламя светильника то и дело вырывало из тьмы причудливые росписи, пестрые и красивые.

Феофилу предстояла большая работа. Он видел, что в превосходных красных нишах сможет поставить дивные мраморные изваяния буддийских святых. Одного из бодисатв он решил изваять с лицом Каллисфении.

Феофилу хотелось поскорее приняться за работу. Он договорился с главным жрецом о хорошей оплате. Вскоре он уже стал лепить стройную фигуру Каллисфении. Она покорно сидела или часами стояла в той позе, которую задумал скульптор, и беспрекословно выполняла его приказания. Она была ему благодарна за то, что он освободил ее, рискуя своим благополучием. При всей ее беспечности и удивительном легкомыслии Каллисфении понимала, что увод рабыни мог кончиться печально, если бы хозяин настиг похитителя. Правда, Феофил продолжал утверждать, что вернет Хайрану стоимость рабыни, но Каллисфении не очень верила в это. Да и считала ненужным. Она говорила ему, что не стала бы платить, если все так хорошо удалось и можно было скрыться незаметно.

Первое время Феофил хорошо работал и ладил с капризной рабыней. Кстати, она считала себя свободной, с тех пор как ушла от Хайрана. Впоследствии Феофил сказал ей, что дарует ей свободу. Пока Каллисфении вела себя тихо и покорно, все было хорошо. Но прошло несколько месяцев, и она стала капризничать. Ей не поправился город Тармита. Она сетовала на зной и пыльные бури, на жилище, которое показалось ей недостаточно удобным. Она хотела новых нарядов. И, наконец, пожелала вернуться в театр. В одни знойный день, когда горячий ветер заставил всех попрятаться в своих домах, Каллисфения сказала Феофилу, что умрет здесь от скуки и что напрасно она бежала. Лучше было бы остаться рабыней в Каписе, чем свободной женщиной в этом ничтожном городе Тармите. Феофилу было обидно слышать такие несправедливые речи. Он так много сделал для того, чтобы освободить эту коварную красавицу. Он унизил свое достоинство перед Хайраном. Он во всем себе отказывал, чтобы собрать нужную сумму денег и расплатиться, а она была недовольна и вовсе не ценила его жертв. Что же делать?

«Вот что надо сделать, - подумал Феофил. - Прежде всего надо найти человека, который едет в Пальмиру, и отослать Хайрану долг, чтобы он не считал его, Феофила, вором и мошенником. А потом, когда наберется какая-то сумма денег, надо будет купить Каллисфении новые наряды, и этого будет достаточно, чтобы она на какое-то время обрела покой, вела себя смирно и давала бы возможность хорошо поработать».

Первая скульптура, которую он сделал, пользуясь услугами Каллисфении, получилась удачной и понравилась жрецам. Сам Феофил остался доволен, когда закончил отделку этой скульптуры в мраморе. Этот бодисатва с лицом Каллисфении напоминал Венеру своим спокойным, значительным и необыкновенно обаятельным обликом. На этот раз Каллисфения хорошо сыграла роль богини. А дальше было все хуже и хуже. Капризы красавицы раздражали Феофила. Он давно уже перестал думать о том, что женится на ней, устроит богатый и красивый дом, наберет учеников, которые унаследуют его искусство ваятеля. Иногда он жалел о своем увлечении. Но увлечение красавицей было так естественно для скульптора. Он понимал, что это была дань его профессии. Увидев натуру, которая казалась ему совершенством, он пожелал ее увековечить в мраморе.