Караван мертвецов

Наконец, маленький караван из трех верховых и двух вьючных лошаков отправился в путь. Дора спрятала медальон и, очень довольная собой, собралась отдохнуть. Никто не мог сказать, что она зря ест свой хлеб. Пусть купили ее за двадцать пять золотых, пятнадцать она уже вернула. И остальные вернет! Устроившись поудобнее, Дора принялась мечтать. Мысли ее вернулись к вечеринке, к песне, которую пел Греб. "Все равно я отсюда тебя заберу в светлый терем с балконом на море" – как она сразу не поняла, светлый терем с балконом на море может стоять только в Сэте. В единственном городе, в котором она согласилась бы жить, променяв кочевую жизнь на оседлую. Холмы Сэта, золотистые сосны Сэта, ласковые песчаные пляжи и голубое море Сэта. Легкие вина и добродушные жители Сэта… Есть ли на Секоне второе такое место? И вдруг острая боль сжала сердце – песня на этом не кончалась. Был там последний куплет – "Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял". Через год прекрасный Сэт будет сожжен и разрушен. Степняки займут дома и дворцы. Трупы будут качаться на волнах лазурной бухты. У Сэта даже стен нет. Зачем сжигать мирный город, прекрасный как мечта?

К обеду подъехали Греб, Крис и Мириам. Доре почти не попало. Только Крис больно ударил ладонью по щеке. Чудак. Сначала поцеловал, а потом ударил. В караване наоборот делают. Сначала наказание, а потом уже как всегда жить можно. После наказания вины как бы и нет. Греб смотрел волком. Дора скинула жилетку, протянула Гребу плетку.

– Господин, накажи Дору.

– Ты не моя жена.

Дора сняла ошейник. встала перед ним на колени.

– Накажи. В караване нельзя, чтоб друг на друга кто-то зло держал.

Мири что-то шепнула Гребу на ухо. Он несильно, для вида стегнул по спине плеткой. Дора радостно вскочила, чмокнула Греба в щеку, защелкнула на шее ошейник.

– Куда мы едем? – спросила после обеда. Греб развернул карту.

– Орда подошла к Ашену с юго-востока. Откуда-то с этой равнины. Раньше о ней никто не слышал. Значит, и зародилась она здесь. Сюда нам и дорога.

– Здесь есть очень хорошая караванная тропа на Нибус, – показала Дора. Она пересекает дорогу на Сэт. До нее часов пять пути.

– Какие опасности на пути?

– Для крупных караванов – никаких, – пожала плечами Дора. – А мелким везде опасно.

– Крис, когда вы еще до меня лошаков покупали, вы каких купили – лесных или степных? – забеспокоилась вдруг Дора.

– Не знаю. А какая разница?

– Скоро степь. Зверюшки лесные, проверить надо! Эгей, выньте ноги из стремян! – закричала она обернувшись. Мири вынула сразу, Греб посмотрел недоверчиво, но тоже вынул.

– Птеры!!! – крикнула во всю силу легких Дора. Ее лошак и оба вьючных рухнули на бок. Лошаки Греба, Криса и Мириам остались на ногах. Крис, оказалось, даже не вынул ноги из стремян.

– Это что за шутки? – удивленно спросил Греб, оглядываясь. Дора разломила сахарную палочку с орехами на три части и угостила лежащих лошаков.

– Ваших троих обменять надо будет. Они ложиться не умеют.

– Зачем ложиться? Что за птеры?

– Птеры – ну это птеры. Они с крыльями. Завры такие, – принялась объяснять Дора. – У них зубы. Могут голову на лету скусить.

– Понятно. А если лечь, не могут?

– У них крылья длинные. Они низко летать не могут. А если сядут, быстро бегать не могут. Тут их или мечом по шее, или убежать можно. А если мечом по крылу ударить, взлететь не смогут. Тут делай с ним что хочешь.

– Милые пташки. Голову на лету скусывают, – пробормотал Крис.

РЭЙ

Переход получился очень хороший. Хотя караван и выехал поздно, но лошаки были свежие, отдохнувшие и шли в охотку. Первые два-три дня всегда так. Потом у новичков накапливается усталость, и в норму они приходят только к концу второй недели. А пока у костра велись оживленные разговоры.

– Дора, вроде, в городе ты по-другому ругалась.

– То в городе. А здесь грубо ругаться нельзя. Лес кругом, однако.

– В городе можно, а в лесу нельзя? – мужчины рассмеялись. Почему-то не над ней смеялись, а над Мириам.

– Так ведь Белая Птица отвернуться может! – обиделась девушка на непонятливых чужаков. В городе шумно, все говорят, суетятся. Не разберешь, кто сказал. А в лесу – сразу ясно. Нельзя в лесу ругаться, никак нельзя!

Утром поднялись рано. Дора даже удивилась – городские, вроде, жители, а так рано встают.

– Здесь сутки длиннее. Мы еще не адаптировались, – объяснила Мири, но Дора не поняла. Взяв опустевшую флягу, она побежала к ручью. Умылась, полюбовалась своим отражением, ощупала грудь. Вроде, чуть больше стала. Мири сказала, что поднимется как у нее. Неужели такое возможно?

Дора наполнила флягу и уже вставляла пробку, когда на затылок обрушилась дубинка.

Очнулась, конечно же, связанной, перекинутой через седло. Лошак шел мерной рысью.

– Господи, опять! – застонала она.

– Болит? – поинтересовался мужской голос.

– Что?

– Голова болит? Не тошнит?

– Болит. И не только голова.

– Не хотел так сильно бить, но твои совсем близко были.

– Меня Дора зовут. Я караванщица. А ты кто?

– Рэй.

Без всяких пояснений. Рэй – и все.

– Послушай, Рэй, развяжи меня. Рабынь каравана не связывают.

– Не очень-то ты похожа на рабыню.