Караван в Хиву

– А как и что случилось поутру, – добавил к рассказу Михайло, – о том Лукьян лучше меня расскажет. Он был по ту сторону сечи, при Каип-хане, и видел все своими глазами.

Лукьян широкой ладонью, изуродованной прямым шрамом по суставам – след чужого ножа, – на миг приподнял над бровями свои кудри, обнажившие темно-бурое пятно на морщинистом лбу, словно там никак не отпадала от плохо заживающей раны старая короста.

– Мы возвратились втроем в свой стан запоздно. Хивинское войско уже крепко спало, костры и те большей частью прогорели. Легли спать. Проснулся я от осторожного толчка в голову. Открыл глаза – а это Пров надо мной минаретом высится. И пальцы к губам приложил, чтобы я не заговорил спросонок…

– Иди за мной, – еле различил Лукьян шепот Прова. Поднялся, прихватил щит, тяжелое копье. Петляя между погашенных костров, отошли от лагеря с полверсты. Лукьян проснулся окончательно, передернул плечами, поеживаясь – было свежо, на небе медленно плыли серые облака. Спросил, недоумевая:

– А где Семен? И куда это мы топаем сослепу?

– Семен нас с тобой в секретный дозор послал. Слух был, что туркменские старшины вот-вот со стороны песков должны подойти. Мы встретим их и укажем, где впотьмах стоит ханский шатер. Тебе на этом бугре лежать, а я правее укроюсь. Без меня не покидай места. Когда придет время уйти отсюда, Семен подаст знак через кого-нибудь из наших.

– Ладно, коль так, – согласился Лукьян, проворно скинул верхний халат, бросил на бурьян и улегся спиной к сонному лагерю, лицом к безмолвной холмистой равнине с песчаными буграми и зарослями саксаула по низинам. Кривые низкорослые деревца еле различимы на фоне серых песков при свете тощей луны, которая нет-нет да и скрывалась за редкими зимними облаками.

Пров, шурша мелкой россыпью песчаника, ушел вправо и надолго пропал, невидимый в зарослях верблюжьей колючки и шаров перекати-поля.

Забрезжил рассвет, загомонило, поднимаясь, войско. Ржали отдохнувшие за ночь кони.

– Странно, – пробормотал Лукьян, поеживаясь от свежего утреннего ветра на открытом безлесом бугре. – Ни Семена, ни Прова, ни туркменских всадников, обещанных из пустыни. Как сквозь землю все провалились. Того и гляди сражение начнется, а я не у дела оказался, Семену не в помощь.

Лукьян с холма видел, как от ханского шатра уносились посыльные верховые, как длинной широкой лентой растягивались по флангам хивинского войска желто-розовые конные сотни. В центре теснилась серая, сверкающая медными шапками пехота. Ей предстояло идти на приступ крепости. А еще дальше, в зареве поднимающегося солнца, перед глинобитной стеной Чапа виднелось войско каракалпакских старшин и их претендента на хивинский трон Эрали-Салтана. На стенах города копошились горожане, готовые к отражению приступа войск Нурали-хана.

– Ну где же Семен? – все больше и больше волновался Лукьян. – И почему Пров не идет за мной? Ведь светло и видно, что никаких туркменских отрядов в песках нет поблизости. – Он сложил ладони у рта и закричал в сторону соседнего холма, куда ночью ушел Пров. Эхо прокатилось по песчаным ложбинам, и крик затих, ушел в барханы.

– Куда как странно. – Лукьян в растерянности пожал плечами. – Ведь Семен намеревался напасть на ханский шатер. Ушлют его сотню в голову войска, оттуда не просто будет вырваться назад. И где я буду искать теперь своих товарищей? Скажут, что сбежал от сечи умышленно, из страха. Вот досада какая получилась.

Присмотрелся и увидел, что в низине, скрытые от мятежников, затаились верховые, сотни три-четыре, не меньше.

– Ишь где припрятал свой резерв хитрый хан Каип! – забеспокоился еще больше Лукьян. Встал с примятой травы, отряхнул халат от налипших колючек. – Отсюда резерву весьма удобно кинуться как на левый, так и на правый фланги, неприметно для Эрали-Салтана. Известить бы как киргиз-кайсацкого предводителя. И коня нет при мне, а пеши не успею и двух верст пробежать, как сражение закончится.

А над равниной протяжно завыли поднятые к небу длинные, сияющие на солнце трубы, послышались приглушенные расстоянием неистовые крики, заглушающие страх в сердце каждого воина, идущего навстречу возможной гибели. Взбивая ногами и копытами широкий вал серо-розовой пыли, войско устремилось к Чапу. Пыль поднялась настолько густая, что скоро пеших воинов было просто не разглядеть, сверкали в солнечных лучах лишь высоко вскинутые над головами наконечники копий. Всадники, будто великаны, неслись над землей, видные только верхней половиной тел.

Войско Эрали-Салтана медленно двинулось с места, его плотные ряды со щитами и копьями наперевес просматривались четко, потому как встречный ветер уносил пыль за спины воинов, к крепости, тоже готовой к отражению хивинской пехоты.