Караван в Хиву

– Миновать колодец у Барса-Кельмес можно, почтенный Мурзатай. Но надо теперь же запастись водой во все сосуды… Коней потеряем, слабые верблюды упадут под тюками. Если спрямим дорогу и пойдем через пески, можно дойти до колодца у каменной крепости по ту сторону пустыни.

Мурзатай распорядился вылить из больших бурдюков купленное в Хиве кунчарное масло, из кувшинов высыпать пшено и горох.

Малыбай едва ли не со стоном в груди – шел в Хиву «искать даров божьих», как писано в Коране о купеческом промысле! – высыпал пшеницу из объемистого бурдюка. По пояс вошел в воду и наполнил сосуд. Один из нукеров помог приторочить бурдюк рядом с тюками хивинских товаров. Наполнил походную саба, крепко заткнул деревянной пробкой горлышко. Нукеры, садясь в седла, осматривали тоже раздутые притороченные к седлам бурдюки, а в руках у каждого полное кожаное ведро воды – напоить коня на первой остановке, сберегая воду в бурдюках.

Проводник Каландар молча направился в голову каравана. Уходили от старого русла, изредка озирались на густые заросли саксаула, тарангульника, на редкие карагачи, которые уцелели вдоль протоки Амударьи. Темные ветки деревьев покрывались набухшими почками, чувствовалось приближение весны и в этих местах.

Шли бережно, на остановках костров не жгли, верблюды получали роздых на четыре часа, и еще до восхода солнца караван беззвучно отмеривал копытами песчаные версты – Мурзатай распорядился поснимать с верблюжьих шей звонкоголосые колокольчики. А вокруг пески и пески, изредка черный низкорослый саксаул по солончаковым низинам, колючки, иногда попадались огромные ящерицы – вараны, да бессменные стражи неба над песком – коршуны, так же бесшумно распластав крылья, парили над мертво-неподвижными песчаными барханами Шамской пустыни.

В монотонном гнетущем безмолвии, под горячим уже в полдень весенним солнцем прошли четыре изнурительных пустынных перехода. Опустошили и побросали в песках тяжелые кувшины, коням давали утром чуть больше половины ведра воды, людям по пиале утром и на ночь… К вечеру четвертого дня путь каравану пересекла свежая, ветрами не сглаженная густая тропа. Ее проложили на барханах многочисленные конские копыта – и ни одного следа верблюжьего! Мурзатай подозвал к себе Эрали-Салтана и Кайсар-Батыра. Стояли, внимательно вглядывались в отпечатки и молчали, словно каждый боялся высказать догадку, опасную для судьбы каравана. Старший нукер заговорил первым:

– Не купеческий караван прошел – верховые сегодня поутру были здесь, потому как ночью дул сильный ветер, он бы замел следы. И путь держат на колодец у каменной крепости. А идут по левую руку от нас, со стороны озера Барса-Кельмес. Ждите меня здесь, след посмотрю дальше.

Кайсар-Батыр перевалил через ближний бархан, проехал по истоптанному песку минут десять, потом живо соскочил с коня, поднял и отряхнул от песка обломок стрелы с черным оперением. Поспешно возвратился к каравану.

– Нукер варана зачем-то подстрелил, из озорства, должно быть. Там кровь на песке осталась. Вытаскивал стрелу, да сломал ее. Наконечник взял, а древко бросил. – Кайсар-Батыр вытер рукавом халата взмокшее от жары лицо.

По худощавым щекам Эрали-Салтана прошла напряженная судорога. Он в бешенстве погрозил плетью в сторону юга:

– Не дождались шакалы добычи у Барса-Кельмес, теперь стерегут у каменной крепости! Что делать будем, достойный Мурзатай-ага? Может, штурмом возьмем колодец?

– Бессмысленное дело, – возразил Кайсар-Батыр. – У них кони свежие, напоенные, а наши вот-вот лягут на песок. Да и числом их вдвое больше, чем моих нукеров – стрелами со стены побьют.

Мурзатай вынул влажный от постоянного пользования платок, утер лицо, шею, позвал к себе проводника.

– Дойдем ли, Каландар-ага, до подножья горы Юрняк, к родникам, где останавливались, идучи в Хорезм?

Караван-баши вскинул на ханского родственника испуганные глаза: значит, к колодцам у каменной крепости дороги им нет! Зацокал огорченно языком, высокая меховая шапка съехала на ухо.

– Воды совсем мало. Кони скоро упадут, до утра мало их останется на ногах. Верблюды днем упадут… Если к вечеру завтрашнего дня не спустимся с горы Юрняк, шакалы сожрут нас всех, – сказал, поклонился и молча стал ждать решения Мурзатая.

Малыбай оглянулся на двух своих верблюдов, на вьюки, набитые хивинскими товарами. Молча снял с головы лисью шапку, утер ею лицо. Подумал: «Вот, мирза Даниил, как вышло все худо. Яман, однако, наша жизнь. И письма пропадал будут, песок засыпет совсем с головой нас. Кто урусов выручит, кто скажет гаспадыну губернатыру?..»

– Нам надо себя спасать, – сказал он, не поднимая воспаленных глаз на сумрачного Мурзатая. – Кто перескажет хану Нурали о хивинских делах?

– Понял вас, почтенный Малыбай, – коротко уронил Мурзатай. – Вьюки с верблюдов снять, укроем здесь, в песках. Коней не поить, воду беречь только людям. Веди, Каландар-ага, мимо каменной крепости. Да поможет нам Аллах избавиться от преследования вонючих шакалов с их одноглазым вожаком.

Отъехали малое расстояние, укрыли тюки в солончаковой впадине, засыпав песком.