Каравеллы выходят в океан

О настроении команды в изложении дневника говорится: «Люди теперь уже не могли больше терпеть, жалуясь на долгое плавание, но адмирал ободрял их как нельзя лучше, вселив в них добрые надежды на большие выгоды в будущем». Колумб горячо убеждал усталых моряков, рисуя перед ними заманчивые картины дальних стран, почерпнутые им из книг Марко Поло. Стоит ли теперь жаловаться, когда мы уже почти у цели, и надо продолжать путь до тех пор, пока Индия, с помощью господа, не будет найдена.

Такие записи свидетельствуют о недовольстве команды, уставшей от дальнего пути. Но адмиралу обычно удавалось успокоить и убедить встревоженных людей.

Существует немало версий об угрозе бунта на кораблях Колумба. Лас Касас, относившийся к Колумбу с симпатией, сообщает, что мятежные матросы все чаще обсуждали план возвращения домой. Они говорили, что было бы безумием и даже самоубийством рисковать своей жизнью во имя осуществления сумасбродных замыслов какого-то чужеземца, готового принять смерть, лишь бы стать большим господином. Генуэзец обманул команду и потому его надо выбросить за борт, а дома объявить, что он сам свалился в море. И так, по словам Лас Касаса, они говорили день и ночь; к этому причастны были Пинсоны, капитаны и старейшины всех трех команд, ибо остальные моряки были уроженцами и жителями Палоса и Могера.

Лас Касас подчеркивает, что адмирал, угадав настроение команды, вел себя с большим мужеством и выдержкой и не отступился от своих замыслов.

Эрнандо – сын великого мореплавателя, не скупившийся в биографии своего отца на вымысел, рассказывает, что команда сговорилась ночью, когда адмирал захмелеет от света звезд, сбросить его в море.

Однако сам адмирал в своих заметках ни словом не обмолвился о бунте. Ведь если бы команда взбунтовалась, он не преминул бы описать свои заслуги в подавлении волнений, похвастаться своей решимостью и волей. Но в дневнике упоминаются лишь ропот и тревога, малодушие и подавленность, а отнюдь не беспорядки и не вооруженный бунт. К тому же «Санта-Мария» была не одна в океане, рядом шли две другие каравеллы с командами, преданными королю.

Имеются сведения, что в начале октября матросы и офицеры настойчиво требовали лечь на другой курс, так как Колумб не изменял своего приказа держать прямо на запад. Наконец и он стал сомневаться в своей правоте: семьсот лиг – расстояние до острова Сипанго – были давно пройдены, но земля так и не показывалась.

И вот 7 октября Колумб решил изменить курс и повернул на юго-запад: над кораблем с севера на юго-запад пролетало множество птиц и можно было полагать, что они ищут ночлега на суше или же бегут от суровой северной зимы. Это был добрый знак, вселявший надежду.

Пассат дул все сильнее, море под порывами ветра заволновалось, и каравеллы на всех парусах полетели навстречу неведомой земле. Теперь о ее появлении говорило уже множество примет: в лунные ночи флотилию обгоняли стаи перелетных птиц, мимо проплывали зеленый тростник, сучья деревьев, покрытые листьями и цветами, а однажды волны принесли ветку шиповника, усеянную плодами, и деревянную доску, обтесанную рукой человека. Все эти признаки воодушевляли и успокаивали людей.

В четверг 11 октября после захода солнца и вечерней молитвы адмирал обратился к экипажам всех трех кораблей с краткой речью. Он возблагодарил господа за милости, которые тот ниспослал им в путешествии: дал тихое море, добрые и приятные ветры, спокойную погоду и уберег от бурь и волнений. Адмирал просил людей этой ночью особенно зорко стоять на вахте, ибо земля может показаться в любую минуту. И тот, кто первым увидит землю, помимо королевской награды, получит от него лично шелковый камзол. А католические короли Испании Фернандо и Изабелла обещали такому счастливцу ежегодную пожизненную пенсию в десять тысяч мараведи[22].

Той ночью на кораблях никто не сомкнул глаз. Люди пристально всматривались в непроглядную тьму. Давно уже погасли отблески заката на горизонте, а луна еще не взошла на небосклон.

Около десяти часов вечера Колумб и один из матросов почти одновременно заметили далеко в море какой-то свет, но он был так слаб, что Колумб попросил королевского контролера и других офицеров пристально всмотреться в темную морскую даль. И, действительно, они увидели нечто похожее на огонек восковой свечи, то подымавшийся, то опускавшийся во мгле.

Был ли то мираж, вызванный разгоряченной фантазией и напряжением всех чувств, или свет, излучаемый микроскопическими обитателями тропических морей, а может быть просто отблеск фонаря идущей впереди «Пинты» – кто знает? Но только это не было землей. Колумб и сам заколебался и не велел подавать сигнал.

Прошло еще четыре часа. Корабли, перегоняя друг друга, все также неслись по бурному океану, освещенному взошедшей уже луной. И тут, наконец, испанцы увидели далекий берег. Раньше всех его заметили на быстроходной «Пинте», шедшей впереди всех.

Это произошло 12 октября 1492 года в два часа пополуночи. Матрос Родриго де Триана, увидев белевший в свете луны песчаный мыс, закричал; «Земля! Земля!».