Kardemomme (СИ)

В груди пусто и холодно, как перед прыжком с вершины утеса туда, в пустоту. Клетки тела будто дробятся на части, спекается кровь, и…

Полы халата, раскрывающиеся будто от ветра, посторонние губы, метящие бледную кожу, тихие выдохи сквозь сцепленные зубы, и руки, что, соскальзывая с бедра, чуть раздвигают длинные ноги. Легкий поцелуй на лодыжке, поджигающий воздух, раскалывающий небо на режущие осколки…

— Я не хочу потерять тебя… позже…

Уже через минуту шум за дверью заставит отодвинуться дальше. Уже через минуту он ухмыльнется и будет плоско острить, нести, как всегда, какую-то чушь. И лишь изредка — раз в десять-пятнадцать минут кидать быстрые, осторожные взгляды на парня, так плотно завернутого в чертов халат.

Белый-белый, как перья лебедей, что любят лишь раз.

…

< Если ты не велишь им убраться в течение ближайшего получаса…

< Набросишься на меня прямо при маме?

< Трахну тебя прямо здесь и сейчас. Вот наплевать, я слишком долго терпел, мелкий ты провокатор.

…

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш, Хенке, малыш, не спеши…

Палец, затянутый узел халата. Ладони, оглаживающие снизу так нагло… так сладко… Пальцы, стягивающие с плеч треклятую ткань…

— Ты хочешь, чтобы я прекратил?

— Всего лишь, чтобы заткнулся…

========== Часть 21 (актеры) ==========

— Хэй, ты храпишь?! Юлие, ты знала? Наша спящая красавица, оказывается, храпит.

Хохочет и тормошит, щекочет кончиком носа и длинной светлой челкой. Тарьей не смотрит, но знает, что тот улыбается, чуть прищуриваясь. Так, что от уголков глаз разбегаются складочки. Как лучики солнца поутру.

— Блин, отвали.

Просто тепло и уютно лежать вот так, зарываясь в подушку, когда Хенрик наваливается сверху, мнет, как какую-то плюшевую панду, тискает, нежничает…

— Ну же, у нас перерыв, а ты тут разлегся и дрыхнешь. Помнишь, мы в кофейню хотели?

— Ага, и там нам снова не то что поговорить не удастся, но даже тупо кофе попить. Я слишком устал для всей этой суеты и автографов.

— И что же ты ночью делал? К тесту готовился?

Не слышит, как тон из беззаботно-дурашливого делается вдруг настороженным, ломким. Как тонкий лед на реке в середине весны. Ступи неловко — и булькнешься в стылую черную воду прям с головой.

Тарьей лишь дергает бездумно плечом, пытаясь стряхнуть поглаживающую ладонь.

— Какие, к черту, тесты? До них еще месяц, а то и два. Просто… просто не спал. Не спалось.

И вдруг краснеет, как если б попался на чем-то постыдном. Хенрик успокаивается моментально, склоняется низко-низко, так, что губы касаются шеи. Как раз в том месте, где под полупрозрачной кожей пульсирует синяя венка.

— Думал о ком-то особенном, детка?

Смеется, пощипывая губами затылок, перебирает спутанные прядки, обхватывает руками поперек, а снизу удерживает ногами. Им жарко, щекотно и солнечно. И оба знают, что через пару секунд невинная возня перейдет во что-то другое. Что-то, от чего срывает предохранители, от чего расширяются зрачки, хлеще, чем у наркоманов, плавятся мозги, плавятся кости…

— Можно я просто посплю? — просит тихо-тихо, жалобно как-то, взмахивает ресницами. Чертенок. Только он один так и умеет. Или получается — лишь у него.

— Люблю, когда ты такой сонный и милый. Люблю… — шепнет Хенке и устроится рядом, притягивая спиной к своей груди.

Тарьей свернется клубочком, чуть откинет голову, устраивая ее на плече, позволит себе опустить ресницы. Густые, золотистые. Хенрик так любит, когда он склоняется над ним и щекочет, моргая.

Хенрик любит в нем все.

“Мальчик мой”, — щекой по щеке, оставляя невесомые поцелуи на подбородке и скулах.

Щелкнет дверь, но он вскинется, шикнет на девушку, сунувшуюся было в комнату, покажет жестами: “Не видишь что ли? Он спит?”. Та укоризненно цокнет, но так же молча исчезнет за дверью. Потому что, наверное, вся группа понимает: мальчик вымотан, мальчик устал. Мальчик влюбился.

Мальчик в панике просто.

Потому что остался лишь один эпизод. И конец.

— Все будет хорошо. Ничего не изменится, обещаю, — шепнет в спящие губы Хенрик, еще не зная, что впереди будут показы и фотосессии, посиделки в пьяных компаниях, бильярд, потом Альпы и много-много другого.

Еще не зная, что все может измениться в момент.

Просто пройти. Как проходит гроза.

========== Часть 22 (актеры) ==========

— Хэй, прекрати меня снимать. Я на чучело похож или на обезьяну. А ты опять в “Instagram” это постишь? Ульрике, черт.

Девчонка хихикает пьяненько, но телефон не опускает. Делает большие глаза, ложась грудью прямо на стол, и шепчет так громко, что на них оборачиваться начинают:

— На пьяную обезьяну, я бы сказала. Что, боишься, опять огребешь?

Хенрик прикрывает глаза и прячет улыбку в кружку с пивом. Громко фыркает в пушистую пену, что немедленно оседает на щеках и носу. Подруга все еще смеется, щурится лукаво, чуть склоняя голову. Разглядывает.

— С чего я должен бояться? Или ты думаешь, мама…

— Боже, да Сив-то при чем? Я про Тарьей вообще-то.

Парень снова прячется в кружку с пивом, вглядывается в содержимое так заинтересованно, будто ищет там что-то. Ульрике вздыхает, тянется через стол, чтобы взять его руку.