Кардинал

– Физкультуры. Ты мог бы преподавать и в университете при желании, но тебе нравилось в школе. Меньше нагрузки, никакой общественной деятельности. Так мы жили год за годом, купаясь в своем счастье, никуда не деваясь и не меняясь. Планировали наплодить полный дом детей, но не торопились, понимая, что времени еще вагон. Мы ведь рано поженились, хотелось пожить сперва для себя. Но у нас уже шли серьезные разговоры о детях, когда… – У Ди сдавило горло, по ее лицу прошла горестная тень. – Мы собирались расширяться, затеяли приделать пристройку – иначе тут едва хватит места троим. Подбирали строительную бригаду, уже почти… как вдруг ты…

Ди старательно избегала неприятного упоминания. Осекалась, обрывала фразу, тянула до последнего. И дотянула. Обходить мое исчезновение больше не получалось. Как ни мучительно, я должен знать, каким образом Кардиналу удалось прибрать меня к рукам.

– Ты точно хочешь слушать дальше? – выдавила она севшим голосом.

– Да. Мне надо знать, Ди. Все.

– А сам ты не помнишь? – Она взглянула на меня с мольбой. – Попытайся, Мартин. Ты должен помнить. Такое важное… – Я с безнадежным видом покачал головой. – Ладно. – Она вздохнула, сдаваясь. – Значит, мы почти каждый день ходили пешком в город. Зимой закутывались в шубы и топали, как пара эскимосов. Тогда была не зима, но день стоял холодный, поэтому мы надели меховые куртки. Поцеловались на прощание, как всегда. Я пошла к себе в офис, ты – в школу. У тебя была спортивная гимнастика третьим уроком. Ты ее очень любил, особенно прыжки через коня… – Голос Ди сорвался, по щекам побежали слезы. – Пожалуйста, Мартин, можно я дальше не буду?

– Надо. – Я сжал ее руки, утешая, как заботливый муж. – Теперь уже поздно обрывать на середине. Недосказанное будет давить. Давай уж разделаемся одним махом.

Ди прерывисто вздохнула, высморкалась, вытерла слезы и погнала без передышки:

– Ты любил работать на публику. В конце урока ты часто показывал ребятам гимнастические номера – серии кувырков из немых комедий, которые мы с тобой любили смотреть, а потом выделывал трюки на брусьях и канате. И всегда заканчивал прыжком через коня. Разбег, сальто в воздухе, приземление на руки, переворот. Ребята просились попробовать, но ты не разрешал – слишком опасно. В тот день кто-то из детей устроил подлянку. Так, небольшой розыгрыш, не из мести, не из злобы. Ребята тебя любили. Школьники вечно шалят. Ты их никогда сильно не наказывал. И вот мальчику по имени Стиви Грир пришла в голову замечательная мысль – намазать маслом спинку коня. Он думал, ты просто соскользнешь и плюхнешься на задницу. Думал, выйдет смешно. Оно бы и вышло, но не сложилось. Ты, как обычно, подошел к коню такой гимнастической походкой, весь из себя, паясничая перед ребятами. Оттолкнулся от доски и, взлетев высоко в воздух, перевернулся на сто восемьдесят градусов, взметнув вытянутые ноги к потолку. И подставил руки, упираясь в деревянную спину коня перед соскоком. Но ладони соскользнули, и ты бухнулся на пол. И в падении ударился головой об коня. Шея сломалась. Дети сказали, хлопнуло громко, как из пистолета. Они тебя не двигали – насмотрелись сериала «Скорая помощь», – только накрыли одеялом и вызвали медсестру. Но было уже поздно.

Ди перестала раскачиваться, умолкла, даже дышать, кажется, перестала. Лицо залила пепельная бледность. Ее руки в моих ладонях обмякли и похолодели.

– Это оттуда я пропал? Из больницы?

Ди уставилась на меня, как будто я грязно выругался:

– Что? – В ее голосе звенел лед.

– Из больницы? Я исчез оттуда?

Она моргнула, будто очнулась ото сна и видит меня впервые.

– Из больницы? Ты плохо слушаешь, Мартин. – Ди рассмеялась противным смешком, от которого мороз пошел по коже. – Ты сломал шею. Ты ниоткуда не пропадал. – Она снова начала раскачиваться, отвернувшись к стене. – Ты умер. Ты сломал шею и умер. – Ди повернулась ко мне, кривя рот то ли в усмешке, то ли в истерике, глядя на меня расширенными безумными глазами. – Ты умер, Мартин, – прошептала она.

* * *

Я стоял у окна и смотрел на улицу. Шарил взглядом по деревьям в поисках снайперов и по кустам в поисках шпионов, но вокруг, насколько хватало глаз, лежала мирная деревушка. Если меня и «довели» до Сонаса, то явно не до самого дома. Хотя они могли установить прослушку заранее.

Отойдя от окна, я вернулся на прежнее место. Несмотря на работающую плиту, в комнате стоял ледяной холод. Ди сидела с помертвевшим, безучастным лицом.

– Наверное, где-то что-то перепутали, – начал я.

Она дернула уголком губ:

– Как? Ты умер. Смерть констатировали. Я видела тело своими глазами. Я столько над ним прорыдала…

– Они ошиблись. Я не умер. Только покалечился.

– Я тебя видела. Глаза открыты, шея свернута. Сердце не бьется, дыхания нет, не шевелишься. Ты сломал шею и умер. Что тут можно перепутать?

– Ну а как иначе? – взвился я. – Посмотри на меня – я ведь живой. Либо похоронили кого-то другого, либо меня забрали до похорон, либо я выбрался потом. Что-то произошло. Какая-то грязная история. Но я не умирал.

– Тогда что? Что?