Кардонийская петля

Они яростно уставились друг на друга. Рассерженные, расстроенные, верящие и не верящие в свою правоту.

Кира понимала, что новость отца не обрадует, но не ожидала, что реакция окажется настолько эмоциональной: Винчер не просто разъярился, он стоял в шаге от полноценной истерики. Лицо пошло красными пятнами, губы дрожат, пальцы дрожат, голос то и дело срывается, в глазах – дикая боль. И немного безумия. Новость жахнула по Винчеру кувалдой, и на мгновение Киру стрелой пронзило чувство вины. Кольнуло в сердце, перехватило дыхание, но девушка сумела подавить сомнения в правильности сделанного выбора. Он не был спонтанным.

Он был единственным.

– Ты не должна выходить замуж за Помпилио.

– Всё решено. Я предложила, он согласился.

– Ты предложила, – горько вздохнул Дагомаро. – Ты предложила!

Однако это восклицание уже не имело былой силы. Ураган выдохся, Винчер понял, что непоправимое скоро случится, почти случилось, непоправимого не избежать, и кувалда превратилась в неподъёмный пресс, удержать который консул не мог.

Его раздавило.

Он вскинул руки, попытавшись в последний раз защититься от дурного известия, судорожно передохнул, отошёл от девушки и упал в кресло. Именно упал.

Человека, который сидел сейчас перед Кирой, не узнала бы родная мать.

– Только не говори, что тебе пришлось унижаться, – тихо попросил он.

– Помпилио отнёсся к происходящему с большим тактом, – ровно ответила девушка, присаживаясь на краешек стоящего рядом дивана.

– «С большим тактом»?! – Винчер криво усмехнулся. – Кажется, ты сама рассказывала, сколько на нём…

И осёкся.

– Крови? – подсказала Кира.

– Да, – хмуро согласился Дагомаро и отвернулся.

Она не предложила отцу взглянуть на собственные руки, это было бы слишком жестоко. Она лишь грустно улыбнулась и произнесла:

– Моему будущему мужу приходилось убивать, но это не имеет отношения к его манерам.

Так гордо могла ответить только адигена. У Винчера сжались кулаки. Он хотел перебить дочь, но она, как выяснилось, не закончила.

– Помпилио рассказал, что вас не двое, как я думала, а трое: ты, дядя Гектор и Огнедел. Жаль, что я не успела попрощаться с дядей: жить ему осталось три недели, а на Эрси я за это время не попаду. Придётся написать письмо.

Кира не иронизировала, она действительно сожалела о будущей… о неотвратимой смерти маршала и смирилась с ней. За старика некому было попросить, никто не мог предложить мстителю ничего достойного, а значит, старик умрёт.

Так она объяснила отцу, на что разменяла свою судьбу.

– Мерзавец, – простонал консул.

– Прояви уважение, – печально попросила девушка. – Ты говоришь о моём будущем муже.

– Кира!

– Помпилио не злой… Помнишь, как ты меня учил: придётся быть твёрдой, жёсткой, а иногда жестокой. Помпилио учили тому же. – Она едва держалась. – Ты разбудил в нём зверя, папа. Зверя, который не успокоится, пока не получит свою кровь.

– Ты не понимаешь законов большой политики, – вздохнул Винчер. – Я необходим адигенам, а потому Помпилио не посмеет меня тронуть.

– А ты не понимаешь, с кем связался, – в тон отцу ответила Кира. – Помпилио терпелив, он убил бы тебя сразу по окончании кризиса.

– Убил бы? – растерялся консул. Страшно слышать такие слова из уст собственной дочери.

– Теперь между вами нет крови, папа, так сказал мой будущий муж. – Кира замолчала. Она с огромным удовольствием закончила бы разговор, но нашла силы продолжить: – Ты хотел как лучше, папа, у тебя был план, но он не удался. Смирись. И не мешай мне всё исправить.

Она его спасает! Жертвует собой ради него. Дочь. Единственный человек, ради которого он живёт.

– Помпилио забирает у меня самое дорогое, – хрипло произнёс Дагомаро.

– Он милосерднее тебя, папа, – очень тихо ответила девушка. – Мы сможем видеться раз в год, но не на Кардонии и не на Линге. – Пауза. – А вот ты отнял у него самое дорогое.

– У меня был план.

– Я знаю. – Кира тяжело вздохнула и… И силы оставили её. – Папа! – Разрыдавшаяся девушка крепко прижалась к отцу. – Прости меня… Пожалуйста, прости… прости… прости…

* * *

– Теперь, получив данные разведки и посмотрев с цеппеля на расположение войск, я окончательно убедился в том, что мы едва успели сорвать крупное наступление. Задержись мы на пару дней, приотцы опрокинули бы ушерцев в море и взяли Унигарт.

Загратийский дар Нестор Гуда только что вернулся с передовой, был возбуждён, шумен и постоянно оглядывался на занимающую всю дальнюю стену карту Кардонии: ему не терпелось подтащить к ней «заглянувшего на огонек» дара Антонио и наглядно продемонстрировать лингийцу положение дел на фронте. Увлечённый войной Нестор напоминал мальчишку, и на его фоне спокойный, как сытый стерч, Антонио казался то ли сонным, то ли равнодушным.

– Не зря торопились.

– Совершенно верно. – Нестор с улыбкой посмотрел на коллегу и всё-таки подошёл к занимающей всю стену карте: – Давай я покажу.

– Ну, покажи, – не стал сопротивляться Антонио. И вяло добавил: – Мне интересно.