– Изрядно, – скривился Адам.
– Почему бы не выслать паровинги? – тут же поинтересовался Крачин. – Они долетят и вернутся, а мы будем всю ночь капсюлями хлюпать, а потом ещё весь день.
– Во-первых, мост хорошо прикрыт с воздуха, во-вторых, там часто летают аэропланы приотцев, в-третьих, мост очень крепкий, нет уверенности, что бомбардировка даст нужный результат.
– Какой результат нужен?
– Снести все пролёты, – твердо произнёс фельдполковник. – Мост должен встать на месяц, не меньше, что позволит нам спокойно подготовиться к наступлению. А когда землеройки его восстановят, по нему поедем мы.
– Понятно.
Все пролёты… Значит, нужно подбираться к самому мосту, иначе никак. Сто с лишним лиг в тыл землероек, потом столько же обратно: опасно, но на быстрых бронетягах можно рискнуть. В целом дело вырисовывалось средней паршивости, однако у Лепке был припасён ещё один неприятный сюрприз:
– Штабные отчего-то возбудились, требуют провести рейд немедленно.
Крачин и Сантеро переглянулись: странно, конечно, отправляться без всякой подготовки, но потому они и считаются мобильным подразделением, чтобы срываться в рейд в любой момент.
– Понятно.
– Самое позднее, вы должны выйти к Змеиному мосту к шести утра, в семь пойдёт военный эшелон, вы должны угробить его вместе с мостом.
– Подготовить взрыв за час?
– В рейд пойдут отличные сапёры, Аксель, и тоже, кстати, эрсийцы. Они уверены, что успеют.
– Хорошо, пусть так.
– Теперь с вами, Адам. – Лепке пристально посмотрел на Сантеро. – Мне приказали отправить в рейд только Тиля и сапёров, поскольку кирасиры быстры и привычны к подобным прорывам. Но я считаю, что на обратном пути возможны боевые столкновения, а потому отправляю ваш алхимический пост. Но отправляю я вас вопреки приказу, вы должны об этом знать и самостоятельно принять…
– Я согласен.
– Вот и хорошо. – Фельдполковник выпрямился. – Синьоры офицеры, у вас мало времени.
На фоне Бугердина, места их нынешней дислокации, даже захолустный Оскервилль выглядел столичным… нет, не городом, конечно, но уж точно пригородом. Бугердин оказался крупным фермерским поселением: то ли похудевший посёлок, то ли расплывшееся село, и никогда в своей истории не играл сколь-нибудь значимой роли. И вообще никакой роли никогда не играл и даже слова такого не знал – «роль».
На правом берегу Хомы таких поселений было множество, по одному на каждую округу. Жизнь тут протекала неспешная и понятная, на сто процентов соответствующая фазе сельскохозяйственного производства, а потому прибытие военных вызвало у местных необычайное оживление. Особенно у женской половины. И если в первые дни после прибытия пережившие разгром и отступление солдаты практически не выходили из лагеря, то вскоре жизнь наладилась, и самоволки в ближайшие стога сена приняли массовый характер. Однако теперь, после Оскервилля, капитан Ян Хильдер смотрел на вольности подчинённых сквозь пальцы. Он требовал, чтобы днём они были собранны и полностью отдавались подготовке, а взамен не спрашивал, что солдаты делают ночью. После Оскервилля Ян знал, как может закончиться жизнь военного, и с пониманием прислушивался к доносящимся с поля визгам.
Хильдер снова командовал мехэскадроном, четвертым в Двенадцатой бронебригаде. Эскадрон собрали по кусочкам: две машины из остатков Банигартской ударной, одна от Убинурского сводного – без экипажа, а четвёртый «Доннер», новенький, в заводской смазке, получили из резерва. На последней выставке военные показывали бронетяги со 140-миллиметровой пушкой, но на фронте появлялись только прежние машины, с проверенной и надёжной стодвадцатимиллиметровкой.
С людьми обстояло хуже. Новобранцев прислали совсем тупых, даже паротягом никогда не управлявших, гонять их приходилось до седьмого пота, но Ян не жаловался. Учить новобранцев, ругать их, наказывать и снова учить нравилось ему больше, чем видеть их трупы, гораздо больше.
А ещё Хильдер стал выпивать на ночь стакан местного самогона – только в этом случае ему не снилась огненная дуга, втыкающаяся в его «Доннер», и не приходили вопли горящих в бронетяге ребят. Привычка, конечно, не лучшая, но начальство смотрело на неё сквозь пальцы. Потому что начальство, во всяком случае, в лице командира Двенадцатой бронебригады полковника Охмена, тоже прошло через Оскервилль и знало, как может закончиться жизнь военного. Охмена устраивало, что Хильдер не даёт спуску подчинённым, учит их, как детей, и считается одним из лучших офицеров бригады. С помощью чего Ян засыпает, полковника не волновало.
И вызвал он Хильдера по другому поводу.
– Есть работа.
– Отбить Банигарт?
Ян считался ветераном, а потому имел право на лёгкую шутку.
– Банигарт заберём позже, – рассмеялся Охмен. – Сейчас задача проще.
– Я слушаю.
– Присаживайся.
Штаб Двенадцатой занял самое большое здание Бугердина – стоящий в центре Общинный дом. Но центр Бугердина – это не центр Унигарта, а потому окна полковничьего кабинета выходили на большой яблоневый сад, казавшийся до неприличия мирным, далёким от всех смертей на свете.