Кардонийская рулетка

Огонь, огонь, огонь, снаряды, пули, смерть. Выучка и техническое превосходство одолели арифметику — Валеман вернулся под власть архипелага.

«Быстрый» все-таки ушел под воду. Какое-то время команда боролась, но без помощи не справилась — идти в заминированную бухту никто не рискнул — и организованно покинула корабль, не забыв раненых и погибших, среди которых, как выяснилось, был и бригадир Хоплер. Брошенный корвет стремительно затонул, оставив на поверхности лишь унылые кресты верхушек мачт.

Победа.

По канонеркам счет равный: два-два, по корветам — один-два в пользу Ушера, потерявшего только «Быстрого». Флагман землероек на дне, за ним последовал еще один корвет, третий потерял ход и выбросил белый флаг, последний пытался уйти, но был настигнут и предпочел сдаться.

Победа.

На волнах покачиваются обломки аэропланов и паровингов. Истребитель и два бомбардировщика записаны в безвозвратные потери, не спасся никто.

Победа.

Победа, чтоб ее об коленку шваркнуло, горделивая и довольная собой победа. Почему же так тоскливо в твоей компании? Кира поняла, что больше не может. Она устала от кабины любимого «умника», от неимоверного груза, лежащего в правом кресле, от запаха пота, пороха и крови, от желания заплакать.

— Шварц, отдать якорь!

— Есть, коммандер.

Кира посадила паровинг неподалеку от берега, но дожидаться, когда машина прочно встанет на прикол, не стала, вышла из кабины и через верхнюю пулеметную башню выбралась на крыло. На свежий воздух, на солнце, к морю…

«Почему ты такая горькая, победа?»

На грустные приотские корветы — орудийные стволы задраны, флаги опущены — направляются абордажные команды. Паровинги садятся на воду, но людей не видно — команды торопливо ремонтируют поврежденные фюзеляжи.

— Мы перенесли Френка в «салон», — хмуро сообщает появившийся Шварц. К победе, судя по всему, он испытывает те же странные чувства, что и Кира.

— Спасибо.

— Не за что. — Стрелок без спроса усаживается рядом и достает из кармана флягу: — Будете?

— Давай.

Коньяк обжег, но не взял, не затуманил голову, лишь подчеркнул горечь.

— Хотите что-нибудь сказать, коммандер? — негромко спрашивает Шварц.

— Да. — Кира молчит, а затем, неожиданно даже для себя, одним-единственным словом подводит итог длинного дня: — Дерьмо.

Глава 5

в которой Лилиан говорит лишнее, все съезжаются в Унигарт, а Помпилио демонстрирует радушие

Пинок Пустоты — так это называется. Пинок Пустоты — и никак иначе.

Когда цеппель завершает переход, вываливаясь из «окна» на нужную планету, когда Великое Ничто с кошмарными своими Знаками остается позади и все облегченно вздыхают и улыбаются, точнее — собираются улыбнуться, именно в этот момент Пустота весело наподдает уходящему цеппелю под зад. Или лупит в пузо. Или сверху бьет — зависит от того, как тот вошел в переход. Пустота играет, а огромная сигара ощутимо вздрагивает, отправляя на пол незакрепленные предметы и потерявших бдительность пассажиров.

Пинок Пустоты — так называют прощальную шутку все цепари Герметикона.

Но люди знатные, образованные и хорошо воспитанные, люди, так сказать, высшего света не могли использовать в общении столь грубое определение и напридумывали кучу заменителей: «встряска», «шок», «дрожь» и прочие словечки, невнятно описывающие унизительный удар, входящий в обязательную программу любого путешествия через Пустоту. И еще знатные люди опасались потерять лицо, нелепо растянувшись на полу, а потому встречать Пинок предпочитали расположившись в мягких креслах и диванах, благо в салоне флаг-яхты «Арамалия» недостатка в них не ощущалось.

И вообще ни в чем не ощущалось недостатка, поскольку принадлежала флаг-яхта каатианскому дару Паулю Диирдо, и мысль о том, что она несовершенна или же не столь роскошна, какой должна быть, могли счесть подрывающей устои общества.

Мягкая кожа обивки, резные столики, элегантная серебряная посуда, ковры и картины на обтянутых веперацким шелком стенах — салон флаг-яхты ничем не отличался от салонов замков или дворцов и тем поражал неискушенного наблюдателя, привыкшего к тому, что на цеппелях, даже роскошных, в обязательном порядке считали килограммы, опасаясь перегрузки.

Впрочем, на борту «Арамалии» неискушенные наблюдатели отсутствовали — среди членов официальной делегации, в распоряжение которой дар Пауль передал свою флаг-яхту, числились исключительно адигены, чьи модные дорожные костюмы идеально гармонировали с роскошью обстановки.

— Кардония, адиры, — объявил старший помощник после того, как рулевой стабилизировал цеппель.

Пинок остался в прошлом, и дипломаты охотно покинули надоевшие диваны и кресла, радостно разминая ноги.

— Наконец-то!

— В какой-то момент мне показалось, что я поймал Знак. Или вот-вот поймаю.

— Пусть откроют вино.

— И легкие закуски.

— Тебе бы только есть.

— Я немного нервничаю в Пустоте.