Карелия

Но добил меня расстеленный на земле чистый носовой платок, на который положен пистолет и обушком ножа на пистолетной ручке давятся горошины чёрного перца, которые бережно сметаются на платок и с него уже стряхиваются в почти готовый суп. Вы бы ещё обычно насупленное, а сейчас какое-то детское лицо старшины в это время видели. Иван где-то неподалёку бдит, а я этот спектакль наблюдаю и наслаждаюсь. Запахи идут, закачаешься…

К ночи пришли Авдей с командиром. Поздний обед был из разогретой каши с мясом, а заячий суп шёл следом, как деликатес. Вообще, правда очень вкусно вышло, суп с дымком, острый и густой. Все явно расслабились и отдыхали перед заключительным рывком. Дело уже почти сделано, осталось чуть, потерь нет, все живы и здоровы, чем не повод для радости? В конце ужина старшина меня вообще поразил, у него оказалась заныканная откуда-то шоколадка, которую мне и вручили прилюдно, а я её выложила на общий стол и её разломали на пять частей, с которыми мы и пили крепкий чай с какими-то травками…

Ночь так и провели во временном лагере, а утром спокойно тронулись в путь. Первые километры шли по лесу, потом вышли на какую-то заброшенную дорогу, которая временами ныряла в болота, но в некоторых местах в болотах были видны остатки гатей, может это зимник такой, не знаю. Но по дороге идти гораздо приятнее, чем по заросшему лесу. Впрочем, с дороги ушли всего километров через десять, чтобы снова тропить путь по болотам, холмам и долинкам, и всё заросшее в основном елью и берёзой, подлесок ольховый и вербный. И если при взгляде сверху весь этот лес наверно выглядит сплошным однородным массивом, пусть сейчас и облетевшим почти полностью, то в наземной реальности разные участки очень сильно отличаются. Буквально на протяжении одного километра пути можно форсировать кочковатое моховое болото заросшее мелкими ёлочками, с их уже засохшими и частью поваленными более крупными товарками, хилыми искривлёнными от тяжёлых условий берёзками толщиной редко больше семи-восьми сантиметров, а под толстенным слоем мха и сплетённых корней пружинит явно вода и глубина там под мхом может быть любая, но ноги почти не проваливаются глубже мха и вода выступает только если встать на одном месте неподвижно и через несколько минут есть шанс погрузиться по пояс и если не выдержит этот ковёр, то и провалиться в глубину, и уже не вылезешь никогда. Но мы не стоим, а чешем без остановок. На одном таком болоте неподалёку увидели также форсирующего болотный язык матёрого сохатого, который словно пароход таранил своей широкой грудью кочки на своём пути высоко вскидывая проваливающиеся ноги. По донёсшимся почти одновременным вздохам, поняла, что охотничья часть души каждого горько посетовала об упущенной возможности завалить такой роскошный трофей. А я на это почти ехидно подумала, что у такого старикана мясо наверно такое, что его только на котлеты через мясорубку крутить и ещё замучаешься жилы из ножа выковыривать, да свиным салом постный вкус котлет сглаживать… Ещё один штрих, к тому, насколько мы разные, наверняка, ни одному из парней мысль про котлеты и жёсткое мясо в голову не пришла, им важнее как суметь его завалить, ну, может, ещё как такую тушу из этих болот вытаскивать…

Но я не закончила описание условного километра. Из болота можно вылезти на гряду или отдельный взгорок, на котором на твёрдой почве с радостью разрослись матёрые ели и берёзы, старательно отвоёвывающие друг у друга каждый кусочек свободного пространства на хорошей земле, да и подлесок местами как в джунглях, так что хоть и радует надёжная опора под ногами, но продираться сквозь сплошные ветви не сахар. А потом вдруг полянка, поросшая сейчас уже полегшей высокой травой, а на краях, словно оберегая просвет от леса заросли дикой малины и весь в пуху уже отцветший иван-чай с головками своих стеблей выше головы. Почему такие прогалы не зарастают я не понимаю, наверно этому есть объяснения, но не до того, мы пересекаем прогал, и снова скрываемся в лесу. И снова лес на взгорке, и снова болото, ручей, то прячущийся между корнями совсем, то разливающийся болотистым озерком. Или вдруг заросшая диким подлеском старая вырубка, коварная бросающимися неожиданно под ноги невидимыми в кустарнике и траве пнями.