Карело-финские мифы

Самым распространенным образом пермского звериного стиля оказывается стоящий на ящере человек с головным убором в виде головы лося или просто с головой лося. В. В. Чарнолуский сравнил эти образы с саамским образом Мяндаша и нашел в пермской пластике много соответствий с саамскими мифами. Распластанную бронзовую «шкуру» он сравнил с постелью, которую нельзя было выносить из жилища, женскую личину — с Мяндаш-девой и т. д. Но не стоит делать поспешных выводов. Можно предположить, что пермский звериный стиль обладает своим «языком», который рискованно переводить на язык образов саамской мифологии. Ясно лишь, что язык звериного стиля — это язык космогонических мифов и что его центральный образ — космический лось, тотемический первопредок людей. Недаром он совмещает черты лося и человека.

Мяндаш просит мать сосватать невесту из человеческого рода. Мать предупреждает его, что олень не сможет ужиться с человеком, но Мяндаш стоит на своем. Тогда Мяндаш-дева отправляется на поиски невестки. Она превращается в важенку и переплывает Мяндаш-йог, реку, отделяющую землю Мяндаша от земли людей. Ее кровавые волны текут из легких оленя, а камни — оленья печень (для саамов такая река все равно что молочная река с кисельными берегами из русской сказки). Обернувшись женщиной, Мяндаш-дева входит в вежу, где у старика были три дочери на выданье. Первые две дочери не проходят брачных испытаний: не смогли высушить обувь Мяндаш-девы (ведь стельки в этой обуви были из оленьего жира), едва перебрались через реку и побоялись войти в вежу из оленьих костей. Мяндаш-дева превращает их всех в камни. Из трех невест-сестер лишь младшая не нарушает запретов Мяндаш-девы, заклинаниями и ольховой корой высушивает Мяндаш-йог, ласково обращается с оленями и становится женой Мяндаша.

Чтобы переправиться через кровавую реку, невеста должна была разжевать ольховую кору и плюнуть ее в воду. Ольха считалась священным — мировым — деревом, ее кора имела красный оттенок, поэтому ею останавливали кровь в заговорах и делали рисунки на шаманских бубнах.

У оленя и его избранницы рождаются дети, но когда младший сын мочит постель из оленьих шкур, Мяндаш уходит из вежи в тундру с другими оленями. Жена оборачивается в намоченную шкуру и в облике важенки — Мяндаш-каб — следует за ним. Они предводительствуют стадами диких оленей.

^{На гравюре из книги Шеффера сейд имеет антропоморфный облик.}

^{Гравюры из книги: Schefferus, Johannes. Argentoratensis Lapponia. 1673}

По другим вариантам мифа, в оленей превратились дети Мяндаша, его жена сохранила человеческий облик и напутствовала детей, чтобы те не давали убивать себя плохим людям. Сама она вновь вышла замуж за человека, но жила впроголодь. Мяндаш, сжалившись над людьми, явился жене во сне и обещал, что ее муж сможет подстрелить Мяндаша (одно из его названий — Мяндаш-аннтуг, «дающийся»). С тех пор охота стала для людей удачливой. Рог, оброненный Мяндашем (черв-вечутл), отмечал места, где водились стада оленей. В жертву Мяндашу приносили обетного оленя на охотничьей трапезе-причастии, укладывали рога возле сейдов.

Это должно было обеспечить удачную охоту. После трапезы кости оленя накрывались шкурой: охотники верили, что олень (или его душа) вновь живым вернется на землю.

У русских на Севере, равно как у коми и удмуртов, известна легенда о чудесном олене, который на Ильин день сам подходил к церкви из леса, чтобы быть принесенным в жертву. Его убивали, а мясо варили и раздавали нищим. Но однажды олень запоздал, и старики убили вместо него корову. Лесной зверь увидел, что вместо него принесли в жертву домашнее животное, и с тех пор перестал появляться из леса. Эта церковная легенда распространена очень широко и имеет византийское происхождение, но за ней скрывается еще более древний миф о смене охотничьего культа на скотоводческий: скотовод перестал зависеть от милости «хозяев» природы.