Карьера Никодима Дызмы

— Не отдам, — ответил Никодим и рассмеялся. Видя, что Дызма шутит, Нина тоже улыбнулась, и, улучив момент, попыталась вырвать письмо. При этом ей пришлось опереться о его плечо. Никодим обнял ее и стал целовать. Сперва она пробовала было сопротивляться, но это продолжалось только мгновение.

Издалека, с противоположного берега озера, долетал едва уловимый стук — это работали лесопильни Куницкого.

Дызма положил руки под голову, вытянулся на мху. Нина сидела рядом съежившись. Наклонясь к нему, она зашептала:

— Зачем, зачем ты сделал это? Теперь я тебя никогда не забуду… Я буду в сто раз несчастней, чем была до сих пор… О боже, боже!.. Теперь я уже не смогу жить этой страшной жизнью… Не смогу жить без тебя…

— Ты не будешь жить без меня!

— Не говори так, не говори! Я не вынесу роли жены, обманывающей старого мужа. Это отвратительно…

— Ведь ты его не любишь…

— Ненавижу, ненавижу!

— Ну так что же?

— Ты притворяешься, будто не понимаешь. Я не могу жить с вечной ложью в душе. Это выше моих сил. Это отравит мне каждую минуту, проведенную с тобой… Боже, боже! Если б я могла сбросить эти цепи!..

— Чего ж тут трудного? — Дызма пожал плечами. — Люди так часто разводятся.

Нина закусила губы.

— Я подлая, глупая. Ты будешь прав, если осудишь меня, но я не могу обойтись без роскоши, без богатства. Я стыжусь этого… Если б ты был богат!

— Может, еще и буду! Кто знает!

— Милый! — Она сложила руки, точно молилась. — Милый! Ведь ты такой сильный, такой умный. Если б ты только захотел, ты бы достиг всего! Правда?

— Правда, — отозвался Никодим неуверенно.

— Видишь, видишь! Вырви меня отсюда! Спаси меня! И Нина заплакала.

Дызма обнял ее и прижал к себе. Он не знал, как ее утешить, и потому молчал.

— Какой ты добрый, какой хороший! Если б ты знал только, как я тебя люблю, и… я не хочу, не могу скрывать от тебя… Можешь презирать меня, но я признаюсь тебе во всем. Обещай, что простишь! Обещай! Видишь, я такая несчастная, такая слабая. По правде сказать, я не могла сопротивляться. У нее просто гипнотическое влияние…

— У кого?

— Да у Каси. Но клянусь тебе, это больше не повторится, клянусь! Веришь?

Никодим так и не понял, к чему она клонит, он кивнул головой, сделав знак, что верит.

Нина схватила его руку и прильнула к ней губами.

— Какой добрый! Какой добрый!.. Впрочем, Кася уедет в Швейцарию.

— Когда?

— На следующей неделе. На целый год.

— На год? Дорогонько же обойдется это твоему мужу.

— Это ничего не будет ему стоить, она не взяла бы от него ни гроша.

— На какие же средства она будет жить?

— У нее есть от матери капитал в банке.

— Да? Не знал. Пан Куницкий ничего мне об этом не говорил.

— Ах, зачем ты вспоминаешь о нем! Поговорим о нас с тобой.

Нина была взволнованна и расстроена.

Возвращались молча.

На террасе им встретился Куницкий. Улыбаясь по всегдашней своей привычке, старик потирал крохотные ручки. Казалось, он нарочно демонстрировал перед ними свою веселость, расспрашивая о настроении, о прогулке. Речь его лилась непрерывным потоком, и, пожелай они ему ответить, все равно им не удалось бы вставить ни слова.

— Ну, что слышно в высших сферах?

— То есть в Варшаве? Ничего особенного. Мы беседовали с Яшунским и Уляницким о моем проекте скупки хлеба.

— Что вы говорите! Ну и как? Каковы результаты? Дело двигается?

— Кажется, да. Только предупреждаю: строжайшая тайна!

Куницкий приложил палец к губам и прошептал:

— Понимаю! Тсс… Жена сейчас подойдет, может быть, вы расскажете после обеда. Умираю от любопытства.

— Можно и сейчас, — ответил Никодим, — ведь пани Нина никому не проговорится. При ней рассказать можно.

— О чем? — не глядя на них, спросила Нина.

— Нина, имей в виду, — предупредил Куницкий, — это государственная тайна. Пан Дызма вместе с правительством готовит план спасения страны от экономического кризиса. Это проект пана Дызмы, за который они должны его озолотить! Ну, так что же, дорогой пан Никодим?

Дызма кратко рассказал обо всем, что касалось хлебных облигаций. Потирая свои маленькие ручки, Куницкий неустанно повторял:

— Гениально! Гениально!

Расширенными зрачками, вне себя от изумления, глядела Нина на гениального автора проекта.

— Есть одно только затруднение, — закончил Дызма. — Негде складывать скупленный хлеб. Нет денег на постройку складов.

— И в самом деле — препятствие! — воскликнул Куницкий. — Погодите-ка… Пан Никодим, а что бы вы сказали о таком выходе: казна скупает хлеб, но с условием, что продающий хранит его у себя. Не у каждого, конечно, есть место для хранения, но помещику выгоднее построить амбар для проданного уже хлеба, чем гноить у себя хлеб непроданный и разоряться. Мне это кажется реальным. Как вы находите?

Дызма просто оцепенел.

«Ну и башка у старого прохвоста!» — подумал он с изумлением и сделал вид, будто откашливается.

— Говорили мы и об этом, — ответил он предусмотрительно. — Может, так и сделаем.

Куницкий стал развивать свою мысль, а Никодим жадно слушал, стараясь не пропустить ни слова. Появился лакей.

— Ясновельможного пана просят к телефону. На новой лесопилке соскочил приводной ремень, случилось какое-то несчастье.