«Карьера» Русанова. Суть дела

Геннадий сложил письмо. Ну вот, все на месте. Все есть. Есть и Танька, и аэросани, и вездеходы, и доктор Шлендер. И Мария. И даже поганец Демин тоже есть.

27

Шлендер долго смотрел на Геннадия, потом сказал:

— Ну, знаешь!..

И снова стал укладывать в ящик книги. Геннадий про себя улыбнулся — сейчас доктор разведет пары и выскажет ему наконец все, что он о нем думает, скажет, что таких мерзавцев надо топить в помойном ведре, потому что — что же это такое? За тебя, болвана, головой ручаешься, на преступление, можно сказать, идешь, права тебе, как порядочному, выправляешь, а ты мало того, что снова влип в какую-то историю, — ты даже не посчитал нужным сказать мне об этом!..

Все это доктор, видимо, подумал про себя, потому что вслух только спросил:

— Ты уже расцеловал Машу?

— Почему, доктор? — удивился Геннадий.

— А ты не задирайся! Ты иди и расцелуй ее!

Он оторвался от книг, достал папиросы.

— Можно считать, что Демин и Самохин стоят перед нами на коленях и каются. Дело в том, голубчик, что тебя проиграли в карты. Ты не бледней, это не так, как в уголовных романах описывают. Проще. Маша привела ко мне твоего дружка Шувалова, а Шувалов принес мне слухи. Всего лишь слухи, но сегодня я их проверил. По моей, как говорится, части. Помнишь, я тебе рассказывал о том, как отучивал играть кое-кого? Самохин тоже был среди них. Так вот Самохин проиграл Демину три тысячи рублей, и долг до сих пор не уплачен. Ты улавливаешь связь? Понимаешь, о чем я?

— Да, — сказал Геннадий. — Я улавливаю связь. И мне, откровенно говоря, тошно. Я ждал всего, но не такой неприкрытой мерзости.

— Теперь-то я их обоих выпотрошу!

— Аркадий Семенович! А это удобно — при всех, так сказать, признаться, что вы были вхожи в дома картежников?

— Вполне удобно! Дело в том — зачем я был туда вхож? Для их же блага! Мое правило знаешь какое?.. — Тут он слегка осекся и добавил уже не так уверенно: — Я посмотрю… Если твои друзья и ты сам ничего не сможете поделать, тогда… Ну, тогда придется выпускать меня.

— Знаете, что странно? Почему Володька раньше молчал? Не случись со мной вся эта катавасия, он бы так и помалкивал?

Шлендер подумал:

— Чего молчал? Будто ты не знаешь. Моя розочка где стоит? У дочки Самохина, как я понимаю?

— Сложен мир, — сказал Геннадий.

Он уже собрался уходить и тут только заметил, что в квартире доктора что-то изменилось.

Вещи стояли на своих местах, но стояли вроде бы неуверенно, и во всем чувствовался тот самый беспорядок, какой обычно бывает перед отъездом. И потом, зачем он складывает книги?

— Это что? — Геннадий кивнул на ящик с книгами. — Отправляете геологам Памира в дар от доктора Шлендера?

— Ты сядь, не спеши. Куда торопишься? Ничего я не отправляю. Просто годы бегут, а страна большая. Застоялся доктор Шлендер. Глянь-ка на каравеллу!

Геннадий посмотрел на каравеллу. Она по-прежнему стояла в углу на стеллаже, но теперь на ней развевался флаг. «Неужели ты уедешь, старина? Поднимешь пиратский вымпел?»

— Куда? — спросил он.

— Рядом. На Чукотке, Гена, есть небольшой остров Аракамчечен. Остров как остров — мох, ягель, кустики разные. Олени пасутся.

— Вы там были?

— Нет. Но я читал. На этом острове есть три горы. Они стоят рядом и называются Атос, Портос и д’Артаньян. Веселые, должно быть, люди живут в тех краях. Вот я и подумал, а не поехать ли мне туда Арамисом? Для комплекта.

— Да, — сказал Геннадий. — Это хорошо.

Вот и все. Он уедет. Он уже почти уехал, увез свою каравеллу, свои медные тарелки, рыжую шевелюру и свои папиросы.

— Аркадий Семенович! А как же я?

— Ты-то? Хм. Действительно, как же ты? — Он подавился дымом, закашлялся, — до того ему сделалось весело. — Ох, не могу! А никак! Поедем со мной!

— Здравствуйте! Что я там буду делать? Там ведь нет дорог. Или есть? И потом — меня Марья, понимаете ли, не пустит.

Геннадий даже не улыбнулся, потому что ему в самом деле было очень скверно, что доктор уезжает. Даже как-то противоестественно, что доктор уезжает. Что не будет Шлендера.

— Марья? Ах, Марья… Ну, тогда я буду уговаривать ее. Можешь пригласить ее ко мне на блины. Для первой, как говорится, пристрелки.

28

Геннадий проснулся, ощутив на себе долгий, пристальный взгляд: он еще во сне почувствовал присутствие в комнате постороннего человека и теперь, открыв глаза, увидел сидящего напротив Семена, в очках, в отутюженном, от лучшего портного темно-синем костюме, в нейлоновой, моднейшей расцветки рубашке и даже при галстуке. Чепуха какая! Костюм не может быть элегантным на Семене Бурганове, а галстук не может быть повязан вокруг его шеи, это мистификация, это все еще так, со сна, не стоит принимать всерьез.

— Сгинь, сатана! — сказал он, приподнимаясь на локте. — Ты что тут делаешь? Ты откуда пожаловал?

— Пять минут тебе даю, чтобы штаны надел… Сижу вот, смотрю, как ты сладко дрыхнешь. Думаю, проснется, «здравствуй» скажет, а он чертыхается. Из отпуска я, говорил же тебе — долго не разгуляюсь.