«Карьера» Русанова. Суть дела

Гусев пошел к директору и предложил утвердить отдел в реально существующих штатных единицах, а зарплату, естественно, увеличить. Тот усмехнулся: «Было уже, Гусев, было. Двадцать процентов прибавили, говорят — мало». — «Почему же двадцать? Ведь отдача-то почти на сто процентов больше… Да и не в этом даже дело! Когда человек загружен — не авралом, не спешкой, а нормальной напряженной работой, он полней сознает ценность своего вклада. И еще, может быть, самое главное — происходит естественный, хоть и управляемый, отбор: лениво мыслящий человек и за двойной оклад себя утруждать не станет… Ну? Давайте попробуем!» — «Кто — давайте?» — «Да мы с вами». — «Ой, Гусев, нет у меня времени глупости слушать, ты уж меня извини…»

Вскоре одна из сотрудниц, ставшая матерью, решила целиком посвятить себя семье, заболевший товарищ по состоянию здоровья был вынужден уехать в центральные районы страны, а отпускник, вернувшись и почувствовав что-то новое в прокуренном и лениво-благодушном некогда воздухе, тут же перешел к плановикам: там все оставалось по-прежнему.

Подкрепления, между тем, не поступало: охотников и всегда-то было немного, а тут и вовсе никто не рвался. «Мужики! — говорил Гусев. — А? Ну еще немного! Докажем, что мы в тельняшках!»

— Ну как, не трудно? — участливо спрашивал ведущий конструктор. — Трудно, понимаю… Подкрепим!

Как им хорошо работалось тогда! Они впервые, может быть, чувствовали себя не штатными единицами, а коллективом единомышленников, конструкторами, которые могут все: разработанный ими узел был принят за гостовский эталон, разработанная система экспонировалась на ВДНХ.

Но экономический фактор подтачивал монолит. Ребята скучнели. А вскоре пришли три обещанные штатные единицы, повесили пиджаки, поведали всем обо всем, и началось стремительное падение к исходным рубежам…

Гусев, отведавший общения с высоким начальством, написал в министерство подробное письмо, в котором поделился своими мыслями о нестандартных конструкторских группах; бумага вернулась в объединение, какие на ней были резолюции, он не знал, да и сейчас не знает. Дело, как принято говорить, было оставлено без последствий. Для дела… Для Гусева же последствия обернулись тем, что товарищи, почти полгода шагавшие с ним нога в ногу, стали его сторониться: «прожектер», а начальство во избежание дальнейших фантазий перевело его на другую работу, подальше от соблазна…

Много потом всякого было.

Он изобрел гидролизный анализатор — его наградили медалью ВДНХ.

Он предложил способ холодной вулканизации, который тут же отвергли, хотя через пять лет этот же способ, запатентованный за рубежом, был внедрен уже в спешном порядке.

Он ушел с завода и стал работать слесарем в промкомбинате. На него молились: золотые руки, светлая голова — про него написали фельетон, вернее, упомянули в фельетоне: как это, дескать, накладно для государства, когда дипломированный конструктор чинит замки и зонтики.

Он построил первый в городе дельтаплан — ребята сходили с ума, а взрослые сочувствовали: что ему еще остается? Только и остается, что воспарить над неприветливой действительностью.

Потом умерла жена.

Если бы не Наташа, все бросившая и приехавшая к нему и к Оле, он бы не знал, как жить дальше…

На заводе горного оборудования, куда он в конце концов притулился, все складывалось как нельзя лучше, пока он не заморочил людям голову идеей автоматической смены резца и фрезы: завод и без того был на хорошем счету, своих Кулибиных хватало. Но работу он все-таки сделал. За него заступилась газета, потребовала срочного внедрения, справедливость опять чуть не выбежала ему навстречу в белом платье. Но не выбежала. Занята была: не он, должно быть, один такой…

А в общем-то и вправду: нечего бога гневить. Работает. Относятся к нему хорошо: с завихрениями, дескать, но не вредный, не скандалист. Попросишь его — поддержит ценное начинание, покочевряжится немного и согласится. Покладистый мужик. Можно его и побаловать. Коляску решил делать? Пусть делает, не в ущерб производству. Изобретатель все-таки, престиж для завода…

Вот такой, значит, расклад на сегодняшний день. А Черепанов о шофере вспомнил. Нашел время…

15

Телефона у Липягина не было. Улица окраинная, бесперспективная, дома обречены на снос. Поэтому он несказанно удивился, когда пришел мастер и сообщил, что будет делать отвод от ближайшей поликлиники. «Что так?» — поинтересовался Липягин. «Велено. — И поставил на тумбочку телефон. — Пользуйтесь на здоровье».

Липягин хотел попользоваться, но не знал ни одного номера. Ладно, купит справочник, тогда и поговорит.

К вечеру ему позвонили из горисполкома и сказали, что получено письмо от строителей БАМа, которые приглашают его осенью приехать на торжественную стыковку магистрали. «Письмо вам доставит курьер, — добавила секретарша горисполкома. — А вы подумайте, какая вам нужна помощь. Любую помощь мы безусловно окажем…»

«Интересно, его можно выключить? — неприязненно подумал он, глядя на телефон. — Есть, наверное, какая-нибудь кнопка…»