«Карьера» Русанова. Суть дела

Молчит. Хорошо. Он потолкал его. Дышит. Просто без сознания. Жар. Ничего, отойдет. Только вот как без воды?

Потом он размотал нижний конец веревки и обвязал Герасима. Как бы это сделать, чтобы голову ему не побить об камни? Ага. Замотать телогрейкой. Так…

Теперь отдохнуть. Ты мне нравишься нынче, Геннадий. Нога у тебя не болит. У тебя вообще на время нет этой ноги, она тебе не нужна. Взберешься на руках, не маленький. И постарайся не визжать, терпеть не могу, когда взрослые мужики хнычут.

Через час они лежали в двух шагах от обрыва, привалившись к горелому пню. Когда над ними зашуршал вертолет с большой желтой фарой, у Геннадия еще хватило сил пошутить:

— Вот так, — сказал он. — Ветер века. Теперь даже ангелы пошли механизированные.

9

Пифагор лежал возле окна и кашлял. Кашлял он очень смешно, как кошка, подавившаяся костью. Кух-к! Кух-к! У него была счастливая звезда: он проскочил все три переката, нахлебался вдоволь воды, но отделался лишь бронхитом. Когда его выловили на перевалке, он хотел непременно сам говорить по телефону, но стал так хрипеть, что у него отобрали трубку.

Герасим тоже был неплох: сломано три ребра и задето легкое, но Шлендер сказал, что он должен молиться своему богу, потому что могло быть много хуже.

Геннадию в больнице было отказано. Доктор сказал, что нога у него цела, ничего нигде не сломано и не порвано, а на симулянтов коек не напасешься. Болит? Конечно, болит. У тебя, голубчик, такой кровоподтек, что я не знаю, как ты вообще двигался?

— Куда же мне деваться? — сиротливо спросил Геннадий. — Такой я весь побитый, поцарапанный… На все четыре стороны, да? Я могу, только выдайте мне костыли.

Доктор принес костыли и сказал, что из-за нехватки коек и по мягкосердечию он вынужден будет терпеть Русанова на собственном диване. Геннадий воспринял это как должное и лишь поинтересовался, постелены ли уже чистые простыни или ему самому с больной ногой придется ковылять по квартире?

— Святой он человек, — сказал Княжанский, когда доктор вышел. — Я бы давно утопил тебя за эти штучки.

— Как же ты меня можешь утопить, когда я тебя от верной смерти спас? Я же из-за тебя подвиг совершил!

— Подумаешь! От боли я бы тоже на стенку полез, даром что без сознания был. — Он посмотрел на Геннадия и расхохотался. — Ты у меня еще попляшешь, спасатель! Вонючей телогрейкой голову закрутил, словно котенку какому…

Настроение было веселым. Даже Тимофей сказал:

— А что, ребята, кино нам не покажут? Я, помню, лежал когда-то в больнице, там каждый день крутили.

— Слушай, Тимофей, — перебил его Геннадий, — я давно собираюсь спросить, все времени нет. За что тебя Пифагором прозвали? Может, у тебя к математике способности?

— Да нет, какие там способности, по пьяному делу все получилось. Выпил я с вечера больше нормы и заснул прямо в магазине, в пристройке. Смех один! Там бочка стояла из-под капусты, большая такая бочка, вот я в нее и забрался. Утром открывают магазин — а я вот он! Только ноги торчат, как у Пифагора.

— Темнишь ты что-то, — сказал Геннадий. — Пифагор водку не пил.

— Пить-то он, может, и не пил, а вот прозвали меня из-за него.

— Ну да?

— Точно! — Тимофей даже приподнялся, чтобы посмотреть на Геннадия с превосходством. — Не знал? Я тоже не знал… Повели меня после этого, конечно, в милицию, а уполномоченный там был молодой, в очках… Ты что же, говорит, Гуляев, опять бродяжничаешь, в бочке спишь, как древний философ Пифагор? Был такой, оказывается… Вот и прозвали, Пифагор — и точка.

— Босяк ты! — засмеялся Геннадий. — Ну, босяк! Даже прозвище, и то незаконно носишь… Наврал тебе дядя в очках. Философа того, что в бочке жил, Диогеном звали. Понял? Ди-о-ге-ном! Это сейчас все школьники знают.

— Ну ты брось! — сказал Тимофей.

— Ей-богу!

— Ты не божись… — В голосе его послышалась тревога. — Не божись, коли не знаешь.

— Точно, Тимофей, — сказал Герасим. — Это уж точно. Сам читал. Так что ты самозванец.

Княжанский был авторитетом. Тут уже никуда не денешься…

— Как же так? — растерялся Тимофей. — Вот ведь паразит! Живого человека перепутал. А? Ну, погоди! Буду на трассе, я его разыщу, очкарика, я ему все скажу. — Он засмеялся.

Герасим тоже засмеялся:

— Не переживай, мы тебе придумаем что-нибудь посовременней… И вот еще что. — Он повернул голову набок, так, чтобы видеть Тимофея. — На Крестах тебе делать нечего. А бабу свою ты забирай, устроим ее на базу. Хату я подыщу. Тут у нас один на материк уезжает.

Тимофей промолчал.

— Слышишь, что ли?

— Слышу… Чего сейчас говорить-то? Выйдем, там видно будет. — Он помолчал еще немного, потом спросил:

— Как ты говоришь этого звали, что в бочке?

— Диоген.

— Диоген? М-да… Ничего вроде… Только к Диогену мне уже не привыкнуть.

После обеда Геннадий взял костыли и героически запрыгал к дому доктора. Его напутствовал сам Шлендер, вышедший на крыльцо.

— Прыгай, прыгай! — поощрял он. — Это хорошо! Функциональная гимнастика. Только ведра в прихожей не посшибай костылями.