Карьеристки

— Это плохо отражается на компании, — сказал Мэт Гуверс. — Правление прислушивается к вашим словам, Топаз, мы высоко ценим работу с «Герлфренд», ваши журналистские материалы в «Женщинах США».

Джо Голдштейн сидел с бесстрастным лицом, видя, как Росси буквально сгорает от унижения. У нее руки чесались, чтобы кинуться и защитить себя, но Натан Розен толкнул ее под столом, заставляя помалкивать.

— И мы счастливы от того, как продается «Экономик мансли», — добавил Гуверс.

Впервые упоминание о недавнем поражении Джо Голдштейн не воспринял как удар в солнечное сплетение. Нет, теперь очередь Росси попытаться удержаться на поверхности. «Не улыбайся, не улыбайся, не улыбайся», — велел себе Джо. Топаз ликовала, поборов его и получив новый толстый журнал, но при этом потеряла много друзей.

Он оглядел присутствующих: некоторые, опустив глаза, улыбались. Они стали свидетелями первого крупного прокола Топаз с начала ее работы на компанию и совершенно не сочувствовали ей. Эта девица стала вести себя, как королева Шеба, будто она непобедима.

Ну что ж, длинноволосый английский парень думал иначе.

Дело не в том, что возникла угроза карьере Топаз Росси, но, без сомнения, это ее первый прокол, и она получила взбучку.

Джо Голдштейн молча радовался.

— Но даже если, как уверяете, вы не давили на Джози, Тиз или Джейсона, все равно это выглядит ужасно. Топаз, адвокаты нас предупредили — мы можем нажить неприятности. Так что, пока все тихо, уймитесь, оставьте группу в покое. О'кей?

— Да, сэр, — сказала Топаз, сгорая от стыда и гнева.

Гуверс абсолютно прав, и это лишь ухудшало положение дел. Она чувствовала взгляды сотрудников, пожиравших ее глазами.

Топаз посмотрела на Джо Голдштейна, он не пялился, но ясно же — ему нравится взбучка, которую ей устроили. Его всегдашняя вежливость, понимала она, — игра.

«Самонадеянный подонок!» — раздула ноздри Топаз.

Ровена Гордон из окна своей шикарной квартиры смотрела, как садится солнце за Центральный парк, и сердце ее погружалось в ночь вместе с ним. Еще один вечер бесплодной охоты за талантами. Ей не нравились те, кто готов подписать контракт с «Лютер рекордс», а которые ей нравились, не хотели подписывать.

Ровена оделась. Черные слаксы, рубашка с длинным рукавами и ботинки до щиколоток.

В тот день в офисе «Лютер рекордс» стояла оглушающая тишина. Люси, секретарша Ровены, приняла всего четыре звонка. Три из них — от Джоша Обермана насчет диска Роксаны Пердиты, сейчас Джек Рич занимался ее карьерой в Англии, но Ровена все равно хотела знать подробности о двух новых программах певицы. И еще один звонок, от Мэтью Стивенсона, который, хихикая, спросил, когда они увидят нью-йоркскую группу… Он делал вид, будто шутит. Но Ровена понимала суть.

Конечно, опасность увольнения еще не грозила. Пока диски Роксаны, «Биттер спайс» и, конечно, «Атомик масс» продаются, она в безопасности. Даже не будь протекции со стороны Джошуа Обермана и Майкла Кребса.

Но бомба замедленного действия заложена, Ровена не обманывалась. Оберман хотел, чтобы филиал фирмы в Америке работал — вопреки сопротивлению других членов правления. И ее время — для достижения успеха, — очень ограниченно. Три месяца. Потом американскую компанию закроют, а ее вернут в Европу заниматься дальнейшей карьерой «Атомик». Ей остался всего месяц.

Ровена пошла в спальню за сумкой. Увидела неубранную постель со скомканными ирландскими простынями — днем они с Майклом Кребсом занимались любовью. Боль от смеси похоти и страсти вновь кольнула Ровену. Она уткнулась лицом в простыни, вдыхая его запах, и едва не разрыдалась. Сегодня Майкл был такой отрешенный. И холодный. Одеваясь, сказал:

— Я сейчас позвоню жене, а потом вернусь на студию. — И увидев ее ошарашенное лицо, раздраженно добавил: — Ну ладно, Ровена, в конце концов я тебе это говорю не специально. Мы же друзья, давно ясно.

Она все еще чувствовала невыразимый холод, сковавший ее при тех словах. Моя жена. И сыновья. Моя семья, тесный круг, в котором тебя нет.

И хуже того, подтекст: я люблю свою жену. Я не люблю тебя. И никогда любить не буду.

«Почему, черт побери, он так честен со мной?» — с горечью подумала Ровена. По крайней мере, если бы Майкл лгал, она могла бы его возненавидеть. Осуждать. Могла бы уверять себя: ее обвели вокруг пальца, обхитрили, обманули, как поступают со всеми любовницами с незапамятных времен. Обещают любить, бросить жену ради нее и очень редко так поступают. Но Майкл Кребс не такой, он следует своим правилам, и не лжет, и готов говорить о чем угодно, только не об их отношениях.

— Давай поговорим о нас, — иногда предлагала Ровена. Если вдруг набиралась храбрости.

— О нас? А нас нет, ничего такого нет, — с неудовольствием отвечал Майкл. — Мы друзья. Я уже говорил.

— Я пытаюсь соотносить свои поступки с твоими, — говорила Ровена, стоя рядом с Майклом в частной ложе Мэдисон-Сквер-Гарденз, ожидая выхода «Атомик масс».

Майкл обворожительно улыбнулся.