Карьеристки

Зал отеля был полон прессы, знаменитостей, музыкантов, сотрудников «Мьюзика» и других компаний звукозаписи. Оба — и Ровена, и Майкл — потратили несколько часов, чтобы пообщаться со всеми, и наконец им захотелось расслабиться. Фонограмма тоже имела огромный успех. Трудолюбие Майкла помогло ему вытащить из ребят самое лучшее и умело подать. Начало успеха оказалось настолько фантастичным, что, похоже, после сегодняшнего вечера этот альбом станет бестселлером. Ровена, сгорая от гордости, смотрела, как один за другим к нему подходили мужчины — засвидетельствовать уважение. Она воспользовалась этим — ложками черпала белужью икру, но не спускала с него глаз, с улыбкой наблюдая, как Майкл Кребс пожимает руки половине присутствующих мужчин и женщин.

— Я ревную, — сказала она и тут же почувствовала удовольствие — он легонько обнял ее и прижал к себе. Ей очень нравилось, как черный вечерний пиджак подчеркивает цвет его глаз. — И все девицы так смотрят на тебя.

— Ты думаешь, я не вижу, как мужчины раздевают тебя глазами? — улыбнулся он в ответ. — Я знаю, кого ты хочешь. И я хочу только тебя.

«А как насчет Дебби?» — подумала Ровена, но промолчала.

— Приходи сегодня вечером, — сказал он. — 47, Парк-стрит. И мы продолжим начатое.

— Я проверю свое расписание, — засмеялась она.

«Боже, как мне нравится эта женщина», — с обожанием подумал Кребс, улыбаясь своей подруге.

Она собиралась уйти минут через десять после Майкла, как кто-то грубо схватил ее за плечо.

— Ровена, — хрипло сказал Джо.

Она посмотрела на певца, потного и изможденного.

Он протянул ей руку.

— Спасибо, — сказал он, — за все.

— О Джо, — Ровена сжала его руку, на глаза навернулись слезы.

В ту ночь Майкл был нежным и ласковым.

— Я люблю тебя, — потом сказала Ровена. И тут же пожалела.

— Перестань, Ровена. Не порть все, — сказал он, натягивая джинсы. — Ты же мне не любовница.

— А кто я? — удивилась она.

— Ты просто моя подруга, — он легкомысленно пожал плечами. — Ты мой хороший друг, с которым я еще наслаждаюсь и сексом. Что касается Дебби и меня — наши отношения в полной безопасности.

Он сказал это без тени иронии.

Топаз организовывала похороны. Слава Богу, ей было чем заняться, и это отвлекало от мыслей об одиночестве и утрате.

Натан умер мгновенно, сбитый пьяным водителем, когда переходил через дорогу. Он нес кофейное мороженое. Когда Топаз увидела коричневые пятна на рубашке, смешанные с грязью и кровью, она ощутила горе с такой силой, что потеряла сознание.

Служба состоялась в его любимой синагоге. Она сидела впереди в длинном черном лимузине и тупо смотрела перед собой на 5-ю авеню. Холодные тротуары и медленное движение. Натан, Натан… И синагога, и дороги были заполнены ею друзьями. Теми, кого она знала, и десятками, которых никогда не видела. Были здесь и сестра, и кузен, все плакали, все молились за упокой его души.

Топаз ощущала боль, она, как большой камень, навалилась и не давала дышать, не давала плакать, почувствовать облегчение. Она любила Натана и была в безопасности и уюте рядом с ним. Ее горячее сексуальное влечение переросло в дружбу, в союз с ним, и до сих пор она по-настоящему не понимала, насколько зависела от него. Натан всех этих людей сделал своими друзьями — настоящими друзьями, плакавшими, потеряв его. У Топаз были компаньоны, приятели из офиса, они стояли рядом и искренне жалели ее, но среди них — ни одного настоящего друга. Ни единой души в мире, кому она могла бы позвонить ночью, лежа без сна, уставившись в пространство.

Натан Розен — единственный, кому Топаз позволила стать настоящим другом после предательства Ровены.

Его сестра Мириам начала надгробное слово. Топаз перекрестилась и помолилась Деве Марии за упокой его души.

— Еще раз спасибо, мисс Росси, — сказала Мириам Розен, целуя ее в щеку. — Я буду думать о вас. А вы позвоните мне, если будет нужда.

— Позвоню, Мириам, — сказала Топаз. — А сейчас — спасибо.

Она закрыла за ней дверь и выдохнула. Последний гость ушел, она могла сесть и подумать, а может, и поплакать.

Джо Голдштейн кашлянул, она резко подпрыгнула и обернулась.

— Очень сожалею, — сказал он, стоя в дверях кухни. — Я не хотел тебя испугать.

— Ничего, — сказала Топаз.

— Я… я хотел дождаться, когда все уйдут, — начал он. — Мне нужно кое-что тебе сказать.

Она устало махнула рукой, приглашая сесть к столу, на котором стояли тарелки и рюмки.

— А до понедельника не может подождать, Джо?

— Это не по работе. — Он слегка заерзал от неловкости. — Я хотел извиниться перед тобой. И не только потому, что Натан… ушел от вас.

— Понимаю.

— То, что я тогда сказал о вас обоих, — непростительно. И неправда. Я просто ревновал. Я думал… я просто чувствовал себя очень униженным, когда тебе отдали «Экономик». Ты же знаешь, Натан был для меня кем-то вроде наставника. Но я не мог понять, что ты значила для него больше, чем я.

Топаз посмотрела на него ровным взглядом. О, ему не просто было произнести все это.

— О'кей. Я принимаю извинения, — сказала Топаз. — Очень благородно с твоей стороны, Джо.