Карфаген должен быть разрушен

Баркидские монеты этого периода свидетельствуют о том, что Ганнибал всячески рекламировал свое родство с Гамилькаром. Портрет, по всей видимости, Геракла — Мелькарта, изображенный на серии серебряных монет, дополнен деталями, ассоциирующимися с греческим Гераклом, — палицей и лавровым венком[269]. Мы видим чисто выбритого молодого мужчину, а на обратной стороне — африканского слона. Примерно в это же время была выпущена серебряная монета в два шекеля с аналогичным изображением мужчины с палицей и лавровым венком. Хотя у этого Мелькарта и имеются сходные черты, мужчина изображен с бородой, и он намного старше. На реверсе тоже начертан африканский слон, но с погонщиком на спине. Эти монеты вроде бы продолжают прежние выпуски денег с символами Мелькарта, однако они явно рассчитаны на то, чтобы ассоциировать Баркидов с божеством[270]. Военный слон всегда служил эмблемой рода Баркидов в данный период.

Эллинские цари и вожди с давних времен старались стереть в портретных изображениях различие между человеческим божком и божественным образом. Зачастую очень трудно понять, человек или бог изображен на монетных портретах Александра Великого и его преемников, претендовавших на божественную протекцию и благосклонность, и это впечатление, похоже, создавалось преднамеренно. Баркиды же придавали еще и особое значение подчеркиванию легитимности властвования Ганнибала как сына Гамилькара Барки. Легитимность его владычества в Испании в дальнейшем была подтверждена женитьбой на иберийской женщине из Кастулона, «могущественного и славного города», тесно связанного с Баркидами^{786}.

Первые два года владычества Ганнибал занимался тем, что выкорчевывал оппозицию и расширял владения на северо-западе Испании. Вскоре он продемонстрировал и свои полководческие таланты. Ему удалось не только взять приступом несколько важных кельтиберийских бастионов, но и одержать победу в сражении с очень грозным противником[271]. Весной 220 года, столкнувшись с ним, он сымитировал отступление, перебравшись через реку Тага[272] и расположившись лагерем на левом берегу. Между берегом и траншеями оставалось достаточно пространства для того, чтобы заманить противника в ловушку. Когда армия противника начала форсировать реку, на нее обрушилась конница Баркидов. Тех, кто смог ее преодолеть, раздавили сорок слонов Ганнибала. После этого армия Ганнибала перешла на другой берег и нанесла coup de grace. Победа была столь назидательной, что теперь вряд ли кто осмелился бы бросить вызов молодому полководцу^{787}.

Сагунт

Ганнибал уже владел значительной частью территории к северу от реки Ибер, за исключением города Сагунт, который несколько лет назад, протестуя против продвижения Баркидов на север, вступил в альянс с Римом. Сагунтяне предоставляли римлянам важную информацию об активности Баркидов в Испании, и взаимоотношения между ними, очевидно, были достаточно близкими для того, чтобы пригласить римских посланников и попросить их урегулировать конфликт между сторонниками Рима и приверженцами Баркидов. Неудивительно, что римляне поддержали своих сторонников, а несколько баркидских приверженцев были казнены. Баркидам дали понять: любое нападение на Сагунт в Риме расценят как провокацию^{788}.

Тем не менее на протяжении нескольких месяцев в 220 году Ганнибал продолжал наращивать силы вокруг города. Сагунтяне забросали Рим настойчивыми мольбами об оказании помощи. Римский сенат после некоторых колебаний все-таки отправил посланников к баркидскому полководцу. Как и прежде, Совет старейшин в Карфагене был проигнорирован, и посольство выехало в Испанию.

Встреча состоялась во дворце Нового Карфагена и значительно отличалась от переговоров, проходивших шесть лет назад, когда римляне, по словам Полибия, «льстили и увещевали» Баркидов. Молодого полководца строго предупредили не делать ничего во вред римскому союзнику Сагунту, поскольку его граждане находятся под дружеским покровительством римлян, которые не могут поступиться принципами долга и верности (fides). Возможно, именно лицемерная ссылка на fides и разозлила Ганнибала. Молодой полководец напомнил, что Рим не постеснялся вмешаться во внутренние неурядицы Сагунта и даже допустил изгнание и казнь представителей элиты, настроенных дружественно по отношению к карфагенянам. Затем он устроил взбучку римлянам, сказав им, что карфагеняне, следуя древним традициям, никогда не оставляют в беде жертв несправедливости^{789}. Ганнибал даже не стал касаться другого римского требования — не нарушать обещания Гасдрубала не переходить реку Ибер — и распрощался с римскими посланниками, отплывшими с протестами в Карфаген^{790}.[273]