Карфаген должен быть разрушен

– Много лет я спорил с тобою, Катон, – проговорил Назика, повернувшись к статуе. – Теперь я буду спорить с твоей политикой, которую мы приняли от тебя в наследство. Не тебе ли, Катон, мы обязаны тем, что остались без двух консульских армий, отправленных в Карфаген, и вынуждены идти в Грецию с необученными новобранцами, пусть против таких же необученных, но воодушевленных мыслью об освобождении своей родины македонян. Твоя политика, Катон, принесла нам и другие горькие плоды. Семнадцать лет ты, упершись, как бык, возражал против возвращения на родину незаконно задерживаемых ахейцев и тем самым испортил наши отношения с Ахейским союзом городов, обладающим военной силой, достаточной, чтобы подавить в зародыше македонский мятеж. И все же нам не обойтись без помощи ахейцев, питающих к нам недоверие, если не ненависть. Надо будет уговорить ахейцев послать армию против лже-Филиппа.

– Сульпиций Гал! – вызвал претор.

– Я, – начал Сульпиций, – поддерживаю предложения и о наборе легиона, и о направлении в Ахайю посольства с просьбой о военной помощи. Да, в нынешних условиях это нелегкая задача, и выполнить ее сможет лишь такой опытный дипломат, как Сципион Назика. Я хочу добавить только одно. Поскольку мы собираемся вести войну с Македонией, нам следует выяснить до конца всю ситуацию. Действительно ли тот, кто называет себя Филиппом, самозванец? Можем ли мы быть уверены в том, что вместо Филиппа в Альбе Фуцинской не захоронили другого мальчика, и нам не придется иметь дело с настоящим Филиппом?

– Я предусмотрел этот вопрос, – произнес претор. – Впустите центуриона Орбилия.

По проходу, отделяющему правую половину зала от левой, выпятив грудь, прошагал человек средних лет. Остановившись перед претором, он вскинул свою почти квадратную голову.

– Орбилий! – спросил претор. – Правда ли, что ты возглавлял стражу, охранявшую в Альбе Фуцинской Персея?

– Так точно! – выкрикнул Орбилий.

– И видел ли ты в лицо младшего сына Персея Филиппа?

– Как не видеть? Он вместе со своим братом Александром приходил к отцу на свидания, пока не помер, заболев животом.

– И ты был на похоронах?

– Как не быть? Я приводил на кладбище прощаться царя. Филипп и Эвагор лежали в открытых гробах.

– Кто это – Эвагор?

– Воспитатель царских сыновей.

– Ты уверен, что в гробу лежал Филипп, а не какой-нибудь другой мальчик?

– Это был он самый, – ответил центурион. – Персей плакал, а Телекл произнес речь и тоже плакал.

– А кто такой Телекл?

– Ахеец, сосланный в Альбу Фуцинскую, – ответил центурион, – потом он тоже помер.

– Можешь идти, Орбилий.

Когда центурион вышел из курии, снова взял слово Сульпиций Гал.

– В тот год, когда в Альбе Фуцинской умер Персей, я был консулом, – сказал он. – И мне стало известно, что Персей умер не своей смертью, как было доложено сенату, а был убит этим Орбилием. Ему показалось скучным пребывание в захолустном городке, и он лишил пленника жизни, несколько дней не давая ему спать. Есть пословица: «Обманувшему раз больше не верят».

– Разумно, – согласился Ювенций. – Я полагаю, что следует создать сенатскую комиссию для выяснения обстоятельств, связанных с Филиппом или лже-Филиппом, кем бы он ни был.

Предложения о наборе легиона, отправлении посольства в Ахайю и создании комиссии были поставлены на голосование и прошли единогласно. Главой комиссии назначили Элия.

Ахейский синод

[98]

Залитые солнцем улицы древнего Коринфа, столицы Ахейского союза, были пусты. «Где же шумная коринфская толпа? – недоумевал Полибий. – Хорошо, что я помню дорогу к дому Телекла, – думал он. – А то спросить не у кого. Мой бедный Телекл, ты предчувствовал, что не увидишь сына. Интересно, какой он, Критолай? Ведь когда я был в Коринфе последний раз, ему было не более десяти лет. Остаться без отца в таком возрасте! Отсюда его озлобленность».

Вот и дом Телекла. Полибий остановился, не решаясь дернуть рукоятку звонка. «Что сказать юноше? – думал он. – О том, как мы встретились с его отцом в Альбе Фуцинской? Нет! По порядку. Как мы выбрали эту могилу царей! Воспоминание об отце и нашей дружбе смягчит его душу. И потом – попытаться его убедить, что он неправильно понял смысл моего труда».

Полибий дернул рукоять. Прошло немало времени, пока на пороге показался заспанный раб.

– Критолай дома? – спросил Полибий.

– Это дом Пифодора, – ответил заспанный раб, зевая.

Полибий вздрогнул. Ему стало все ясно. Негодяй Пифодор, словно мало было ему собственных богатств, воспользовавшись правами опекуна, присвоил имущество Телекла.

– Мой господин сейчас на заседании синода, – сказал раб, заметив, что незнакомец расстроен. – Там ты найдешь и Критолая.

Полибий повернулся и, погруженный в раздумья, двинулся к агоре. Ему вспомнились обвинения старца на корабле. «Мы готовы винить во всех наших бедах ромеев, – думал он. – Да. Они погубили Телекла. Но его соотечественник Пифодор, ратовавший перед сенатом о справедливости, воспользовался несчастьем и ограбил его сына».