Карфаген должен быть разрушен

– Что же мне делать? Увеличить войско? Или лучше бежать в Индию? Что же ты молчишь?! Скажи, что мне делать?

– Давай подумаем вместе, – проговорил Филарх после паузы. – Если ты выступишь против самозванца, ты только увеличишь его силы – твои воины при первом удобном случае перебегут на его сторону, так же как воины младшего Антиоха после твоей высадки в Лаодикее стали твоими воинами. Не буду тебя обманывать: ты не пользуешься симпатией антиохийцев. Они любят твою сестру Лаодику. Ведь признав самозванца своим сыном, она, женщина, объявила ромеям войну. Ты же попытался купить их благоволение и ничего не достиг. Если бы ты разделил власть с сестрой, твоими сторонниками стали бы те, кому она дорога…

– Никогда! – выкрикнул Деметрий. – Лаодика меня ненавидит. Она не может мне простить, что я вернулся, а ее супруг и сыновья остались в Италии.

– Тогда жди кораблей самозванца. Я их обогнал на четыре дня.

– Согласен! – выдохнул Деметрий. – Делай, что хочешь! Но спаси!

На следующий день царское казначейство выпустило новую золотую монету с женским и мужским профилями. Надпись по краю гласила: «Царствующие Деметрий и Лаодика».

Во дворце Птолемеев

– Полибий! – Менилл обнял друга. – Какому из богов принести жертву за то, что он направил тебя по истинному пути?

– Эриде[102], – ответил ахеец, грустно улыбаясь. – Это она отвратила меня от родины и заставила вспомнить о твоем любезном приглашении. А путь мой был не прямым и не легким. Помнишь, у Гомера – «Длинным и трудным путем возвращался в Египет».

– Добавь «славным», – вставил Менилл. – Во время твоего первого посещения Египта ты был безвестным юношей, о котором могли сказать: «Смотрите, это сын Ликорты, стратега Ахейского союза». Теперь же я приветствую на земле Александрии знаменитого историка, трудом которого зачитываются и эллины, и варвары. Мой царственный повелитель, еще не зная о нашей дружбе, стал меня расспрашивать, не встречал ли я в Риме Полибия, написавшего историю. Я рассказал, как давно мы знакомы. Царь обрадовался и выразил надежду, что ты приедешь в Египет и он сможет оказать тебе гостеприимство. Сегодня это произойдет…

– Сегодня? – удивился Полибий. – Ведь я прямо с корабля.

– Ну и что?! Завтра Птолемей отправляется в плавание вверх по Нилу. От этого обычая не отступал ни один из двухсот сорока царей Египта. Три тысячи лет подряд после новолуния в этом месяце каждый из них спешил склонить голову перед богами в облике крокодила, шакала, льва, сокола…

– Но ведь Птолемей македонянин, – удивился Полибий. – Почти эллин.

– Никто не сможет управлять этой самой древней в мире державой и ее трудолюбивым народом, – продолжал Менилл, – если не будет чтить египетских богов. Именно поэтому персам не удалось удержаться в Египте. Александр же начал с того, что совершил паломничество в храм Аммона и провозгласил себя его сыном. Но зачем я говорю это тебе, знатоку истории.

– Но не египетской, – добавил Полибий. – Я очень мало знаю об этой великой стране. Поэтому считай меня послушным учеником, а себя – учителем. И если ты сочтешь, что мне надо посетить царя сегодня, я готов.

И вот они в тронном зале. Полибий едва опомнился, как Менилл уже подвел его к ряду кресел перед троном и усадил в одно из них.

– Что ты делаешь! – шепнул Полибий. – Сажаешь меня, скромного путника, в кресло, а столько почтенных людей в гиматиях, шитых золотом, ждут стоя.

– Где же твое послушание? Это кресла для ромейс-ких послов. Только им разрешено сидеть в присутствии его величества. Будем считать, что ты ромей, раз ты друг Рима. Да, кстати, – добавил он с улыбкой: – Как только выйдет царь и эти почтенные люди упадут, кто на колени, кто на живот, ты поднимешься, склонишь голову и снова сядешь. Впрочем, я буду с тобой рядом. Я доложу царскому секретарю о твоем прибытии и вернусь.

Ожидая царского выхода, Полибий с удивлением разглядывал убранство огромного зала. Здесь не было кричащей роскоши царского дворца в Антиохии. Поражали рельефы с изображением древних египетских богов во весь рост по обе стороны двери. Нельзя было отвести глаз от трона. Его массивные ножки из золота были сделаны в форме львиных лап, в деревянную спинку вставлена золотая плита, на которой художник изобразил царя в челне с высокой короной на голове, натягивающего огромный лук, тростники и стаю гусей. «Вот бы и мне так поохотиться на Ниле! Видимо, египтяне понимают в охоте толк», – подумал Полибий.

– Будет доложено! – послышался над ухом удовлетворенный шепот Менилла. – Царь немного запаздывает, и я тебе успею кое о чем рассказать.

Вдруг по толпе придворных прошло движение. Из-за трона вышел черный зверек чуть поменьше зайца. Он сладко потянулся, как после сна, выгнул спину и неторопливо двинулся к креслам.

– Осторожно! – предупредил Менилл. – Не наступи на хвост, а то вызовешь переполох.

Полибий следил за животным одними глазами, не поворачивая головы.

– А как его зовут?

– Этого – «Услаждающий взор его величества». А вообще – кот.

Дойдя до кресел, зверек, принюхавшись, лег у ног Полибия.